Незаурядный человек хочет оставить по себе мир иным, нежели тот, в который он явился, — лучшим, обогащенным его собственным творчеством. Для этого он готов пожертвовать большей частью радостей или даже всеми радостями, которыми наслаждается человек заурядный. Братья Стругацкие, «Отягощенные злом»
. читать дальше
>Неизвестно, кто первый открыл воду, но уж наверняка это сделали не рыбы.
способен переменить структуру. Структура сама его согнет, сплющит,
подгонит под себя.
не в тисках перенаселения, а в сытой, спокойной тишине кончается,
видите ли, история человечества.
прикидывает, не обманывают ли его, и если его действительно обманывают,
то, уверяю вас, он сумеет добиться справедливости.
каждая сволочь спрашивает только, что с ней будут делать. Успокойтесь,
ваше будет царство небесное на Земле.
лень, а если тебе хочется его ударить, дай лучше по морде самому себе,
это будет полезней.
Даже материнство, даже улыбка мадонны, ее ласковые мягкие руки,
подносящие младенцу грудь; Да, конечно, инстинкт и целая религия,
построенная на инстинкте;
нельзя. Каждая моральная данная ценность нужна только одной стороне,
красть или покупать ее не имеет смысла.
получил, тем больше нужно платить, за новую жизнь надо платить старой
жизнью;
и зайчиха учит зайчат: «Удирайте как я», и этого тоже достаточно, но
человек-то учит детеныша: «Думай, как я», а это уже преступление;
здоровенный, можешь меня выпороть, однако, как ты был с самого детства
дураком, так и остался, и помрешь дураком, но тебе этого мало, ты еще и
меня дураком хочешь сделать;
и утрись. Сначала со стыдом утерся, потом с недоумением, а там,
глядишь, начнешь утираться с достоинством и даже получать от этого
процесса удовольствие;
потому, что позади у нас — либо смерть, либо скука, которая тоже есть
смерть.
угодно, — право на власть имеет тот, кто эту власть осуществляет. Умеешь
подчинять — имеешь право на власть. Не умеешь — извини!
поклоняться не надо. Потому что каждый делает, что в его силах. Один —
революцию, другой — свистульку. У меня, может, сил только на одну
свистульку и хватает, так что же я — говно теперь?…
это было доказывать и кому? Что ненавидишь нас? Зря. Мы делаем все, что
нужно. Мы не виноваты, что они свиньи. Они были свиньями и до нас, и
после нас они останутся свиньями. Мы можем только накормить их и одеть, и
избавить от животных страданий, а духовных страданий у них сроду не
было и быть не может.
приверженность к ветхим заповедям! Куда могут вести ветхие заповеди?
Только в ветхий мир.
что они — это больная совесть общества, о которой само общество, может
быть, даже и не подозревает.
перед ним встает новая проблема таких же масштабов… нет, еще больших
масштабов. Отсюда, между прочим, следует одна интересная штука. В конце
концов перед обществом встанут проблемы такой сложности, что разрешить
их будет уже не в силах человеческих. И тогда так называемый прогресс
остановится.
взамен. Людям становится тошно и скучно. Поэтому будут самоубийства,
наркомания, сексуальные революции, дурацкие бунты из-за выеденного яйца…
выигрывает тот, кто умеет отказаться в нужный момент от всех правил,
навязать игре свои правила, неизвестные противнику, а когда понадобится —
отказаться и от них.
Ничего нельзя изменить, ничего нельзя исправить. Можно только устроиться
— лучше или хуже. Все идёт само по себе, а я здесь ни при чем.
Андрей вдруг понял, что в его, стратега, глазах все это выглядит совсем
иначе: он ловко и неожиданно убрал мешающего ему слона да еще получил
пешку в придачу — вот как это выглядело на самом деле…
стонать при малейшем неудобстве, и разум ваш почтительно склоняется
перед нею, вместо того чтобы прикрикнуть на нее и поставить ее на место.
Ваша совесть возмущена существующим порядком вещей, и ваш разум
послушно и поспешно ищет пути изменить этот порядок. Но у порядка есть
свои законы. Эти законы возникают из стремлений огромных человеческих
масс, и меняться они могут тоже только с изменением этих стремлений;
жилам, рождает удивительные фантазии, обещает, манит. Неизвестное
подобно мерцающему огоньку в черной бездне ночи. Но ставши познанным,
оно становиться плоским, серым и неразличимо сливается с серым фоном
будней.
кто попал ей в лапы, она же наслаждается и собственными своими
унижениями в лапах того, кого считает выше себя.
Что привел в движение силы почти космические? Что в ничтожные сроки
завладел планетой и прорубил окно во Вселенную? Нет! Тем, что, несмотря
на все это, уцелел и намерен уцелеть и далее.
руками и ногами неуклонно увеличивают энтропию Вселенной. Я хотел бы
сказать миру: «Люди! Больше лежите! Бойтесь тепловой смерти!»
асфальт, ничего интересного, а где интересно, там нет асфальта.
есть лишь один способ делать дело и множество способов от дела
уклоняться.
Работа, работа, работа; Весь смысл жизни в работе. Все время чего-то
ищут. Все время что-то строят. Зачем?
страшным вещам. Он учит их, что работать гораздо интереснее, чем
развлекаться. И они верят ему. Ты понимаешь? Ведь это же страшно! Я
говорила с его учениками. Мне показалось, что они презирают меня. За
что? За то, что я хочу прожить свою единственную жизнь так, как мне
хочется?
этих радостей уже стоит многого. Но как редко они собираются вместе!
не понимаю, я живу в мире, который кто-то придумал, не затруднившись
объяснить его мне, а, может быть, и себе.
необходима, а все остальное о ней придумываем мы и машинки в лабиринтах,
если они могут придумывать. Просто, когда мы ошибаемся, необходимость
берет нас за горло, и мы начинаем плакать и жаловаться, какая она
жестокая да страшная, а она просто такая, какая она есть, — это мы глупы
или слепы.
когда нибудь научитесь спасать сами себя? Почему вы вечно слушаете
попов, фашиствующих демагогов, дураков опиров? Почему вы не желаете
утруждать свой мозг? Почему вы так не хотите думать? Как вы не можете
понять, что мир огромен, сложен и увлекателен? Почему вам все просто и
скучно? Чем же таким ваш мозг отличается от мозга Рабле, Свифта,
Эйнштейна, Строгова? Когда-нибудь я устану от этого, подумал я.
Когда-нибудь у меня не хватит больше сил и уверенности. Ведь я такой же,
как вы! Только я хочу помогать вам, а вы не хотите помогать мне;
видно этому конца… Дурак стал нормой, еще немного — и дурак станет
идеалом, и доктора философии заведут вокруг него восторженные хороводы. А
газеты водят хороводы уже сейчас. Ах, какой ты у нас славный, дурак!
Ах, какой ты бодрый и здоровый, дурак! Ах, какой ты оптимистичный,
дурак, и какой ты, дурак, умный, какое у тебя тонкое чувство юмора, и
как ты ловко решаешь кроссворды!.. Ты, главное, только не волнуйся,
дурак, все так хорошо, все так отлично, и наука к твоим услугам, дурак, и
литература, чтобы тебе было весело, дурак, и ни о чем не надо думать… А
всяких там вредно влияющих хулиганов и скептиков мы с тобой, дурак,
разнесем (с тобой, да не разнести!).Братья Стругацкие, «Хищные вещи
века», 1964 год
Стоит только начать, и конца им не будет. Причем, обратите внимание: ни
слова благодарности.
потому, что они мешали; Мешали строить новое, не любили новое, давили
его;
поклоняться не надо. Потому что каждый делает, что в его силах. Один —
революцию, другой — свистульку. У меня, может, сил только на одну
свистульку и хватает, так что же я — говно теперь?…
Все лучшее, что придумало человечество за сто тысяч лет, все
главное, что оно поняло и до чего додумалось, идет на этот храм. Через
тысячелетия своей истории, воюя, голодая, впадая в рабство и восставая,
жря и совокупляясь, несет человечество, само об этом по подозревая, этот
храм на мутном гребне своей волны. Случается, оно вдруг замечает на
себе этот храм, спохватывается и тогда либо принимается разносить этот
храм по кирпичикам, либо судорожно поклоняться ему, либо строить другой
храм, по соседству и в поношение, но никогда оно толком не понимает, с
чем имеет дело, и, отчаявшись как-то применить храм тем или иным
манером, очень скоро отвлекается на свои, так называемые насущные нужды:
начинает что-нибудь уже тридцать три раза деленное делить заново,
кого-нибудь распинать, кого-нибудь превозносить — а храм знай себе все
растет и растет из века в век, из тысячелетия в тысячелетие, и ни
разрушить его, ни окончательно унизить невозможно… Самое забавное, что
каждый кирпичик этого храма, каждая вечная книга, каждая вечная мелодия,
каждый неповторимый архитектурный силуэт несут в себе спрессованный
опыт этого самого человечества, мысли его и мысли о нем, идеи о целях и
противоречиях его существования; что каким бы он ни казался отдельным от
всех сиюминутных интересов этого стада самоедных свиней, он, в то же
время и всегда, неотделим от этого стада и немыслим без него… И еще
забавно, что храм этот никто, собственно, не строит сознательно. Его
нельзя спланировать заранее на бумаге или в некоем гениальном мозгу, он
растет сам собою, безошибочно вбирая в себя все лучшее, что порождает
человеческая история… Ты, может быть, думаешь, спрашивал Изя язвительно,
что сами непосредственные строители этого храма – не свиньи? Господи,
да еще какие свиньи иногда! Вор и подлец Бенвенуто Челлини, беспробудный
пьяница Хемингуэй, педераст Чайковский, шизофреник и черносотенец
Достоевский, домушник и висельник Франсуа Вийон… Господи, да порядочные
люди среди них скорее редкость! Но они, как коралловые полипы, не
ведают, что творят. И все человечество — так же. Поколение за поколением
жрут, наслаждаются, хищничают, убивают, дохнут — ан, глядишь, — целый
коралловый атолл вырос, да какой прекрасный! Да какой прочный!…
не придумал, смотреть на него жалко, дурак дураком. Ну а как придумал
какой-нибудь гравиконцентратор, тут ему словно все понятно становится, и
сразу ему жить легче.
earth-chronicles.ru/news/2012-11-21-34660