Теория разбитых окон

[aura16]

В 1980-х годах Нью-Йорк представлял собой ад. Там совершалось более 1 500 тяжких преступлений каждый день: 6-7 убийств в сутки. Ночью по улицам ходить было опасно, а в метро рисковано ездить даже днем.
Грабители и попрошайки в подземке были обычным делом. Грязные и сырые платформы едва освещались. В вагонах было холодно, под ногами валялся мусор, стены и потолок сплошь покрыты граффити.



Город был в тисках самой
свирепой эпидемии преступности в своей истории. Но потом случилось
необъяснимое. Достигнув пика к 1990-му году, преступность резко пошла на
спад. За ближайшие годы количество убийств снизилось на 2/3, а число
тяжких преступлений – наполовину. К концу десятилетия в метро
совершалось уже на 75 % меньше преступлений, чем в начале. По какой-то
причине десятки тысяч психов и гопников перестали нарушать закон.

Что произошло? Кто нажал волшебный стоп-кран и что это за кран?

Его название – «Теория разбитых окон». Канадский социолог Малкольм Гладуэлл в книге «Переломный момент» рассказывает:

«Разбитые окна» — это детище криминалистов Уилсона и Келлинга. Они
утверждали, что преступность — это неизбежный результат отсутствия
порядка. Если окно разбито и не застеклено, то проходящие мимо решают,
что всем наплевать и никто ни за что не отвечает. Вскоре будут разбиты и
другие окна, и чувство безнаказанности распространится на всю улицу,
посылая сигнал всей округе. Сигнал, призывающий к более серьезным
преступлениям».

Гладуэлл занимается
социальными эпидемиями. Он считает, что человек нарушает закон не только
(и даже не столько) из-за плохой наследственности или неправильного
воспитания. Огромное значение на него оказывает то, что он видит вокруг.
Контекст.

Нидерландские социологи
подтверждают эту мысль. Они провели серию любопытных экспериментов.
Например, такой. С велосипедной стоянки возле магазина убрали урны и на
рули велосипедов повесили рекламные листовки. Стали наблюдать – сколько
народа бросит флаеры на асфальт, а сколько постесняется. Стена магазина,
возле которого припаркованы велосипеды, была идеально чистой.

Листовки бросили на землю 33% велосипедистов.

Затем эксперимент повторили, предварительно размалевав стену бессодержательными рисунками.

Намусорили уже 69 % велосипедистов.

Но вернемся в Нью-Йорк в эпоху дикой преступности. В середине 1980-х в
нью-йоркском метрополитене поменялось руководство. Новый директор Дэвид
Ганн начал работу с… борьбы против граффити. Нельзя сказать, что вся
городская общественность обрадовалась идее. «Парень, займись серьезными
вопросами – техническими проблемами, пожарной безопасностью,
преступностью… Не трать наши деньги на ерунду!» Но Ганн был настойчив:

«Граффити — это символ
краха системы. Если начинать процесс перестройки организации, то первой
должна стать победа над граффити. Не выиграв этой битвы, никакие реформы
не состоятся. Мы готовы внедрить новые поезда стоимостью в 10 млн.
долларов каждый, но если мы не защитим их от вандализма – известно, что
получится. Они продержатся один день, а потом их изуродуют».

И Ганн дал команду ощищать
вагоны. Маршрут за маршрутом. Состав за составом. Каждый чертов вагон,
каждый божий день. «Для нас это было как религиозное действо», —
рассказывал он позже.

 

В конце маршрутов
установили моечные пункты. Если вагон приходил с граффити на стенах,
рисунки смывались во время разворота, в противном случае вагон вообще
выводили из эксплуатации. Грязные вагоны, с которых еще не смыли
граффити, ни в коем случае не смешивались с чистыми. Ганн доносил до
вандалов четкое послание.

«У нас было депо в Гарлеме,
где вагоны стояли ночью, – рассказывал он. – В первую же ночь явились
тинейджеры и заляпали стены вагонов белой краской. На следующую ночь,
когда краска высохла, они пришли и обвели контуры, а через сутки все это
раскрашивали. То есть они трудились 3 ночи. Мы ждали, когда они
закончат свою «работу». Потом мы взяли валики и все закрасили. Парни
расстроились до слез, но все было закрашено снизу доверху. Это был наш
мэссидж для них: «Хотите потратить 3 ночи на то, чтобы обезобразить
поезд? Давайте. Но этого никто не увидит»…

В 1990-м году на должность
начальника транспортной полиции был нанят Уильям Браттон. Вместо того,
чтобы заняться серьезным делом – тяжкими преступлениями, он вплотную
взялся за… безбилетников. Почему?

Новый начальник полиции
верил – как и проблема граффити, огромное число «зайцев» могло быть
сигналом, показателем отсутствия порядка. И это поощряло совершение
более тяжких преступлений. В то время 170 тысяч пассажиров пробирались в
метро бесплатно. Подростки просто перепрыгивали через турникеты или
прорывались силой. И если 2 или 3 человека обманывали систему,
окружающие (которые в иных обстоятельствах не стали бы нарушать закон)
присоединялись к ним. Они решали, что если кто-то не платит, они тоже не
будут. Проблема росла как снежный ком.

Что сделал Браттон? Он
выставил возле турникетов по 10 переодетых полицейских. Они выхватывали
«зайцев» по одному, надевали на них наручники и выстраивали в цепочку на
платформе. Там безбилетники стояли, пока не завершалась «большая
ловля». После этого их провожали в полицейский автобус, где обыскивали,
снимали отпечатки пальцев и пробивали по базе данных. У многих при себе
оказывалось оружие. У других обнаружились проблемы с законом.

«Для копов это стало
настоящим Эльдорадо, – рассказывал Браттон. – Каждое задержание было
похоже на пакет с поп-корном, в котором лежит сюрприз. Что за игрушка
мне сейчас попадется? Пистолет? Нож? Есть разрешение? Ого, да за тобой
убийство!.. Довольно быстро плохие парни поумнели, стали оставлять
оружие дома и оплачивать проезд».

В 1994 году мэром Нью-Йорка
избран Рудольф Джулиани. Он забрал Браттона из транспортного управления
и назначил шефом полиции города. Кстати, в Википедии написано, что
именно Джулиани впервые применил Теорию разбитых окон. Теперь мы знаем,
что это не так. Тем не менее, заслуга мэра несомненна – он дал команду
развить стратегию в масштабах всего Нью-Йорка.

Полиция заняла
принципиально жесткую позицию по отношению к мелким правонарушителям.
Арестовывала каждого, кто пьянствовал и буянил в общественных местах.
Кто кидал пустые бутылки. Разрисовывал стены. Прыгал через турникеты,
клянчил деньги у водителей за протирку стекол. Если кто-то мочился на
улице, он отправлялся прямиком в тюрьму.

Уровень городской
преступности стал резко падать – так же быстро, как в подземке.
Начальник полиции Браттон и мэр Джулиани объясняют: «Мелкие и
незначительные, на первый взгляд, проступки служили сигналом для
осуществления тяжких преступлений».

Цепная реакция была остановлена. Насквозь криминальный Нью-Йорк к концу 1990-х годов стал самым безопасным мегаполисом Америки.

Чисто обутый человек
осторожно обходит грязь, но раз оступился, запачкал обувь, он уже меньше
остерегается, а когда видит, что обувь вся испачкана, уже смело шлепает
по грязи, пачкаясь все больше и больше. Так и человек смолоду, пока он
еще чист от дурных и развратных дел, бережется и сторонится от всего
дурного, но стоит раз-другой ошибиться, и он думает: берегись, не
берегись, все то же будет, и пускается во все пороки.

Лев Николаевич Толстой

nashaplaneta.su/news/teorija_razbitykh_okon/201...