Этого человека, без преувеличения, ненавидела вся Москва. Над этим тщедушным стариком, который ходил в старой одежде, живший в плохой комнате с древней рассыпающейся мебелью, издевались и смеялись в спину из-за его скупости. Его ненавидели люди, а он их боялся. Старик никогда не ходил пешком и ездил в закрытом экипаже.
Кто же он, этот гонимый Москвой старик?
Гаврила Гаврилович Солодовников был богатейшим человеком Москвы. Его состояние превосходило состояние Третьяковых, Морозовых и Рябушинских вместе взятых.
читать дальше
Не так много было в Москве конца XIX века мультимиллионеров. Солодовников – из их числа. Репутация у него была чудовищная. А он говорил: «А вот умру, узнаете, кто такой был Гаврила Гаврилович».
Гаврила Солодовников – купец потомственный. Его отец, Гавриил Петрович Солодовников, тоже был купцом. Правда, последней, третьей гильдии. Промышлял большей частью на ярмарках – торговал там канцелярскими товарами. Солидные воротилы подписывали колоссальные контракты, а он за гроши продавал им для этих контрактов бумагу и перья. А сын его Гаврила – будущий мультимиллионер и герой настоящего повествования – мел в отцовской лавке пол, носил заказчикам товар и, разумеется, мечтал о будущем.
Когда отец умер, Гаврила Гаврилович с жалким наследством перебрался в Москву. Но, видимо, мечты сопровождались планами, идеями. Он повел дело настолько блистательно, что уже к 20 годам вышел в первую гильдию. А мультимиллионером признан был под сорок. В то время его капитал составлял более 10 миллионов рублей. На вопросы же, зачем ему все эти деньги, Солодовников обычно отвечал: «А вот умру, — Москва узнает, кто такой был Гаврила Гаврилович».
Самым известным делом Солдатенкова был пассаж на углу Петровки и Кузнецкого моста. Петровский пассаж. Поэт В. Ходасевич вспоминал: «Чаще всего мы ходили в Солодовниковский пассаж, в котором я знал наизусть все магазины: Ускова (материи), Рудометкина (приклад, сейчас же у входа, слева), Семенова (также приклад, но ужасно дорого!).
Пассаж был местом прогулок, свиданий, ухаживаний. Московские львы в клетчатых серых брюках разгуливал и по нему с тросточками или стояли у стен, «заглядывая под шляпки», как тогда выражались.
Пианист Лабоди, автор популярных вальсов, и крошечный офицер Тишенинов (впоследствии генерал) считались, кажется, первыми сердцеедами».
А под Рождество газеты сообщали: «Вновь открыто отделение детских игрушек в Венском магазине. Пассаж Солодовникова, № 62. Предлагает уважаемой публике в обширном выборе товар русских и заграничных фабрикантов. «Рождественский базар». Картонажи, елочные украшения, бонбоньерки, игрушки, игры, занятия, куклы и т. д.».
Кстати, когда один из современников спросил у Солодовникова, как ему удается с такой фантастической скоростью богатеть, тот вынул из стола обычную тетрадь и сказал: «Вот вся моя бухгалтерия. Если вы хотите богатеть, не имейте бухгалтеров и канцелярий. Всё ваше дело должно быть в вашей голове. Не следует заводить дело больше того, что вмещает ваша голова».
Храппаидол
А вот официанты, банщики, цирюльники, извозчики и прочая подобная инфраструктура Солодовникова недолюбливала. Да не то слово – ненавидела. Гиляровский писал: «В Сандуновские бани приходил мыться владелец пассажа миллионер Солодовников, который никогда не спрашивал – сколько, а молча совал двугривенный, из которого банщику доставался только гривенник.
Парильщики не только не получали жалованья, а половину своих «чайных» денег должны были отдавать хозяину или его заместителю – «кусочнику».
Кроме того, на обязанности парильщика лежала еще топка и уборка горячей бани и мыльной.
«Кусочник» следит, когда парильщик получает «чайные», он знает свою публику и знает, кто что дает. Получая обычный солодовниковский двугривенный, он не спрашивает, от кого получен, а говорит:
– От храппаидола… – и выругается».
Но это прозвище не интересовало нашего героя. Он искренне не понимал – а зачем платить больше?
Кроме того, Солодовников дела вёл не очень честно. Это в нынешнее время, если бизнесмен кинул другого бизнесмена, то его все уважают. А в то время законы чести были сильны. И сделка с рукопожатием считалась крепкой, даже если один из участников сделки потом обнаруживал, что он теряет какую-то часть денег. Но договор есть договор.
Дадим слово публицисту, журналисту и фельетонисту конца 19 — начала 20 века В.М.Дорошевичу, который описывает, как Солодовников увёл здание пассажа на Кузнецком мосту у своего друга купца Ускова: "- Знаете, как "папаша" пассаж-то свой знаменитый выстроил? История! Заходит это Гаврил Гаврилыч в контору к Волкова сыновьям. А там разговор. Так, известно, языки чешут. "Так и так, думаем дом насупротив, на уголку купить. Да в цене маленько не сходимся. Мы даем 250 тысяч, а владелец хочет 275. В этом и разговор". Хорошо-с. Проходит неделя. Волкова сыновья решают дом за 275 тысяч купить. Идут к владельцу. "Ваше счастье. Получайте!" — "Извините, — говорит, — не могу. Дом уж продан!" — "Как продан? Кому продан?" — "Гаврил Гаврилыч Солодовников за 275 тысяч приехали и купили". — "Когда купил?" — "Ровно неделю тому назад!" Это он прямо из конторы!
— Ух! Лукав!
— Нет-с, как он пассаж свой в ход пустил! Вот штука! Построил пассаж, — помещения прямо за грош сдает. "Мне больших денег не надо. Был бы маленький доходец". Торговцы и накинулись. Магазины устроили, — великолепие. Публика стеной валит. А Гаврил Гаврилыч по пассажику разгуливает и замечает: к кому сколько публики. А как пришел срок контрактам, он и говорит: "Ну-с, публику к месту приучили, — очень вам признателен. Теперь по этому случаю, — вы вместо двух тысяч будете платить шесть. А вы вместо трех и все десять". Попались, голубчики, в ловушку. Он их и облупливает. Стонут!"
Сам питался скудно, в день на те же самые 20 копеек. Требовал, чтобы половой подал ему вчерашней гречки – она стоила какие-то совсем уж гроши. На вкус, однако же, от свежесваренной практически не отличалась, чем и пользовался Солодовников.
Днем ходит в затрапезном, сто раз чиненном халате – а почему бы нет, когда никто не видит. А экипаж его был уникальным. Задние колеса на резиновом ходу, а передние — обычные, кучер «и так поездит». Стянуть яблоко у разносчика – святое дело.
Да, отнюдь не джентльменство было его самой сильной стороной. В историю вошел процесс, который затеяла против Солодовникова его сожительница, некая Куколевская. Влас Дорошевич писал: «Он прожил с г-жой Куколевской много лет, имел от нее кучу детей, – затем ее бросил.
Г-жа Куколевская предъявила иск, требуя на содержание детей.
Солодовников отстаивал законное право бросать женщину, с которой жил, необыкновенно мелочно и гадко.
Он представил на суд все счета, по которым платил за нее, перечень подарков, которые ей дарил, и доказывал, что она ему и так дорого стоила.
Его адвокатом был знаменитый Лохвицкий. Человек большого ума, таланта и цинизма.
В своей речи он спрашивал:
– Раз г-жа Куколевская жила в незаконном сожительстве, — какие же у нее доказательства, что дети от Солодовникова?
Эта речь, этот процесс легли несмываемым пятном на знаменитого адвоката.
А за Г. Г. Солодовниковым, с легкой руки В. И. Родона, так на всю жизнь и утвердилась кличка «папаши».
В театре «Эрмитаж» пели «на злобу дня» куплеты:
Над владетелем пассажа
Разразился страшный гром:
Этот миленький папаша
Очутился под судом.
Хоть улики были ясны,
Но твердил сей муж прекрасный:
«Не моя в том вина!
Наша жизнь, вся сполна,
Нам судьбой суждена!»
Но Солодовников, по своему обыкновению, не обращал внимания. Пускай поют, денег не требуют.
А в упомянутом выше пассаже он использовал довольно эффективную технологию. Сегодня это происходит сплошь и рядом и даже не считается предосудительным, но в Солодовниковскую эпоху почиталось подлостью. Тот же Дорошевич гневался: «Построил пассаж, – помещения прямо за грош сдает. «Мне больших денег не надо. Был бы маленький доходец». Торговцы и накинулись. Магазины устроили, – великолепие. Публика стеной валит. А Гаврил Гаврилыч по пассажику разгуливает и замечает: к кому сколько публики. А как пришел срок контрактам, он и говорит: «Ну-с, публику к месту приучили, – очень вам признателен. Теперь по этому случаю, вы, вместо 2 тысяч, будете платить шесть. А вы вместо трех и все десять». Попались, голубчики, в ловушку. Он их и облупливает. Стонут!»
А Солодовников знай себе счетами щелкал.
«Под действием высокого искусства»
Экономил на себе и на обслуге – зато не экономил на благотворительности. Когда на Большой Никитской улице стали отстраивать новое здание Консерватории, именно он сделал первый благотворительный взнос. И далеко не символический – 200 тысяч рублей.
На эти средства выстроили мраморную лестницу, которая, по словам прессы, «символизировала духовное возвышение человека под действием высокого искусства».
Кроме того, на улице Большой Дмитровке у Солодовникова имелся свой театр. Он был выстроен в 1894 году. Газеты сообщали: «Устроен театр по последним указаниям науки в акустическом и пожарном отношениях, – занимались рекламой газеты. – Театр, выстроенный из камня и железа, на цементе, состоит из зрительного зала на 3100 человек, сцены в 1000 кв. сажен, помещения для оркестра в 100 человек, трех громадных фойе, буфета в виде вокзального зала и широких, могущих заменить фойе, боковых коридоров».
Правда, приемная комиссия нашла в театре некие недоработки, такие как «плохая вентиляция», «множество неудобных мест с плохой видимостью» и «асфальтовые полы», но большинство из них со временем было устранено, и в 1895 году театр был открыт. Сейчас здесь размещается Московский театр оперетты.
На деньги Солодовникова в Москве была с нуля отстроена клиника кожных и венерических болезней (ныне – Кафедра кожных и венерических болезней Первого Московского государственного медицинского института имени Сеченова). Он же и оборудовал это благотворительное учреждение в соответствии с последним на тот момент словом медицинских технологий. Открытие состоялось 2 марта 1895 года. Клиника сразу была признана лучшим подобным учреждением Европы. Столь необычный, казалось бы, выбор продиктован был просьбой московских властей – именно об этом учреждении попросили Солодовникова в городской управе. Действительно – не каждый меценат отважится прославить себя таким образом. Но здесь сработало природное солодовниковское пренебрежение к общественному мнению.
Был Солодовников и попечителем, а также крупным жертвователем Варваринского сиротского приюта, и множества других благотворительных проектов – всех не перечесть.
За эти пожертвования Гаврила Солодовников получил звание действительного статского советника, что соответствовало званию генерал-майора.
Свет из сердца
Гаврила Гаврилович Солодовников скончался в 1901 году, с удовольствием и с пользой прожив три четверти века. Было обнародовано завещание. Город оцепенел от неожиданности.
Из 20 977 700 рублей, составлявших на тот момент солодовниковский капитал, более 20 миллионов было завещано на благотворительность.
Все эти солодовниковские штучки, вся эта гречка вчерашняя, фокусы с арендаторами пассажа и прочее, за что его Гаврилу Солодовникова при жизни ненавидели и презирали, превратилась в комплекс домов для одиноких и бедных в районе Мещанских улиц, в которые предоставлялись вместе с мебелью, и в которых действовало электрическое освещение – не каждый хорошо оплачиваемый специалист мог себе подобное позволить. Превратились они в «устройство земских женских училищ в Тверской, Архангельской, Вологодской, Вятской губерниях». Упоминалось в завещании и «устройство профессиональных школ в Серпуховском уезде для выучки детей всех сословий и… на устройство там и содержание приюта безродных детей».
Многих удалось облагодетельствовать Гавриле Гавриловичу – что при жизни, что после смерти.
Иван Шмелев (это прекрасный русский писатель, о котором большинство из вас даже не представляют) писал: «Много я ездил по России, бродил по глухим углам и узнавал такое не поверишь. Ни в Питере, ни в Москве не знали. Знали на местах и не дивились: чему же удивляться – «добрый человек», и все. Иначе как же? Помню, в Глазове, Вятской губернии, среди лесов и болот… встретил дворец-гимназию. «На капиталы Солодовникова». На пустыре, во тьме, чудеснейший «дворец света», воистину свет из тьмы. И это – «тёмное царство»! Нет: это свет из сердца».
nashaplaneta.su/news/chelovek_kotorogo_nenavide...