- Ох, ты и шкода, Алиска! Что опять натворила?
Галина Сергеевна заглянула в комнату и увидела любимую внучку стоящей посреди комнаты. Руки за спиной, глаза как плошки и вид такой, что сразу ясно – покоя сегодня не будет. Впрочем, когда он был-то, тот покой? Наличие в доме внучки всякий раз гарантировало веселое времяпрепровождение и целый букет эмоций.
И чем дальше Алиса росла, тем становилось веселее. Поэтому, Галина уперла руки в бока, нахмурилась, и приготовилась к бою.
- Ничего!
- А «ничего» - это чего? – Галина смотрела так подозрительно, что Алиска невольно повторила позу бабушки. Руки в боки, брови – домиком – копия! Откуда что берется?
- Я же сказала – ни-че-го!
Галина окинула взглядом комнату и перевела дыхание. Старый Кузьмич, сердито дергая, изрядно облезлым уже, хвостом, лежал на спинке дивана и делал вид, что его все это безобразие не касается. Зеленый глаз приоткрылся на мгновение, стрельнув искоркой в хозяйку, и тут же зажмурился вновь. Ругаетесь? Ну-ну! Продолжайте! Пока ругаетесь – меня не трогаете и это хорошо!
Поскольку кот в Алискином списке возможных проказ всегда стоял на первом месте, Галина всполошилась еще больше. Если он не лежит, спеленатый до потери голоса во внучкиной коляске, из которой та выросла не так давно; если не носится по квартире, пытаясь сбросить с себя очередной «принцессин» наряд, который Алиска смастерила из куска шелкового покрывала с бабушкиной кровати; если не орет дурниной, пытаясь увернуться от очередной ложки каши, которую щедрая детка старательно запихивает ему в рот – все! Пиши пропало! Значит, эта девица придумала что-то такое, от чего дрогнет сердце даже у, казалось бы, ко всему готовой, бабушки.
- Аленький, ну скажи бабушке, что ты учудила? Я не буду тебя ругать!
- Ага! Ты всегда обещаешь только! А потом – ой-ей! Держите меня! – Алиса так смешно скопировала интонации Галины, выдав ее дежурную фразу, что та невольно улыбнулась.
- Честно не буду! – Галя поняла, что ждать можно вообще чего угодно и потому попятилась к креслу. А то мало ли! Сидя оно как-то надежнее…
Алиса какое-то время раздумывала, стоит ли порадовать любимую бабулю сейчас или подождать до обеда? Она точно знала, что бабушка пекла эклеры и риск остаться без любимого лакомства был, конечно, слишком велик. Но, желание увидеть реакцию на то, над чем она трудилась все утро, было настолько сильным, что Алиса решила – пусть!
Даже если и поругается, то быстро перестанет. А эклер можно и вечером съесть, когда мама приедет. Та точно не откажет. У нее воспитательный процесс обычно заканчивается сразу, как только Алиса поднимает свои синие, как озерко у бабушки на даче, глаза. А если туда еще мольбы добавить – все! И бабушкино воспитание заканчивается тут же тоже. Странно, что без мамы этот трюк не работает, почему-то. Когда ее нет, бабушка с Алисой не церемонится.
Даже, о, ужас, в угол поставить может! Правда, там Алиса больше пары минут не стояла ни разу, но сам факт! Обидно же! Она уже большая, скоро шесть лет, а бабушка с ней — вот так?! Как с маленькой… Ладно-ладно!
Алиса, насупилась, протопала к окну и отдернула портьеру. Картина, которая открылась глазам Галины, заставила ту сдавленно ахнуть и схватиться за сердце.
- Держите меня… - прошептала Галина, а Алиса гордо глянула на бабушку.
- Красота, а? Я сама все сделала! Дед не помогал! Сказал, что ты точно ругаться будешь, а ему приключения не нужны.
- А где он? С тобой же сидел!
- Удрал! Он тебя боится! Видишь, бабуля, ты всех нас пугаешь! Не стыдно?
- Мне? – Галина удивленно ахнула и поднялась.
- Ба? – Алиса попятилась, заворачиваясь в портьеру, которую все еще придерживала рукой. – Я в угол не пойду! Я голодная!
Галина подошла к окну, с трудом встала на колени и провела рукой по внучкиной «красоте». Пуговицы были пришиты так, как она учила Алиску – накрепко, суровой черной ниткой, которая стянула белый тюль, превратив его изнанку в странное паутинное кружево. Старая жестяная коробка, доставшаяся Галине еще от бабушки и доверху полная пуговок, стояла тут же, за шторой и Алиса, пытаясь вывернуться из обмотавшей ее портьеры, запнулась о крышку, которая жалобно брякнула о паркет.
- Стой! Не вертись! А то рассыплешь! – Галина отодвинула коробку и подняла крышку от нее с пола. Снегурочка, нарисованная на ней, все так же плыла в танце по заснеженному лесу, и Галина вдруг всхлипнула раз, потом другой и Алиска испуганно заголосила:
- Бабулечка! Ты чего?! Я больше так не буду! Ты же сама говорила, что девочки должны все уметь! Вот я и тренируюсь! А то буду потом у тебя непутевая – ни суп сварить, ни пуговицу пришить! Суп мне еще рано! Мама сказала ножики не трогать. Я бы, конечно, попробовала, но она сказала, что тогда на море с ними я не поеду. Может и врет, но лучше я не буду трогать.
- Алиска! – Галина смахнула слезы и чуть не рассмеялась, но вовремя спохватилась. – Это что за разговоры?! Кто врет? Мама? Ох, угол по тебе сейчас рыдает просто!
- Это ты рыдаешь! А зачем? – Алиса бочком, осторожно придвинулась к бабушке и вдруг обняла ее за шею крепко-крепко, сдавив так, что Галина чуть не захрипела.
- Задушишь! Аленький, отпусти меня! Фух! – Галина обняла внучку в ответ и усадила к себе на колени. – Я знаю, что ты меня любишь. И не плакала я вовсе. Так, расчувствовалась немного.
- Рас… рос… что ты сделала? – Алиса попыталась было справиться с незнакомым словом, но передумала.
- Так бывает, когда человек увидит что-то хорошее или вспомнит о чем-то. И ему становится хорошо и немножко грустно. Тогда и поплакать капельку можно.
- А что ты вспомнила?
- А вот… - Галина коснулась кончиками пальцев крышки от коробки. Она была прохладная и, странное дело, чуть бархатистая на ощупь. Как металл может быть бархатным – Галина не знала. Но, ее пальцы помнили эту коробку именно такой – взять в руки, гладить, разглядывая сказочную Снегурку на крышке, мечтая о такой же шубке, варежках и длинной косе. А потом открыть и зарыться пальцами в пуговки, которых в этой коробке за долгие годы накопилось так много...
– Эту коробку все женщины в нашей семье собирали. И ты будешь.
- Как это? – Алиса поерзала, устраиваясь поудобнее на коленях бабушки. Она уже поняла, что гроза миновала и наказывать ее никто не станет. Да и за что? Она ведь все сделала, как бабушка учила! И нитку взяла крепкую, и узелок делала на конце, хоть это и очень сложно! Только у бабушки получается быстро – раз и все! А ей, Алисе, возиться приходилось с каждым. В конце концов она плюнула на это дело и просто взяла нитку подлиннее. Зачем после каждой пуговицы ее обрезать? Можно же следующую просто рядом пришить! А то эти узелки! Пальцы неправильные у нее, что ли?
Зато пришивать пуговки к тонкой ткани было так легко, что, если бы бабушка не пришла раньше времени, то вся занавеска понизу была бы уже красивая. А так только уголок успела. Зато пуговицы выбрала самые-самые! И оторвать их теперь просто так не получится! Главное теперь, чтобы бабушка дырку, случайно прорезанную ножницами, не заметила. Алиса, конечно, прикрыла ее самой большой пуговицей, которую нашла в коробке, но мало ли…
Галина зарылась пальцами в пуговицы, замерла на мгновение, в потом сжала кулак, выпуская их по одной на волю.
- Как собирали? Долго, Алиска. Очень долго. Видишь, сколько здесь пуговиц?
- Много!
- Да, очень много. А, смотри, какие они разные! Видишь? У каждой пуговки история есть.
- Расскажи мне! – Алиса вскинула глаза на бабушку.
- Обо всех?
- Да!
- Не смогу, Аленький. Я сама не все знаю. Что-то мне не рассказывали, а что-то я забыла.
- Расскажи про те, о которых знаешь! – Алиса уже не просила, а требовала.
Галина снова пропустила между пальцами водопад пуговок:
- Хорошо! Только, давай-ка мы на диван пересядем, а то я потом встать не смогу. А у меня суп на плите. Сбежит – на обед что есть будем?
- Пряники! – Алиса забралась с ногами на диван и похлопала ладошкой по худому боку Кузьмича.
- Дед не оценит. Ему мясо надо и горячего. Да и Кузьмич тоже против будет. - Галина, охнув, ухватилась за подлокотник кресла и с трудом поднялась на ноги.
Как-то тяжело стало двигаться. Все-таки возраст дает о себе знать. Чай, не девочка уже. Хорошо еще, что может говорить и думать об этом без сожаления. Не о чем жалеть-то… Детей подняла, внуков дождалась, муж жив и относительно здоров – что еще женщине для счастья надо? Даже почудить успела, удивив всех, когда родила в сорок, не думая и не гадая уже иметь второго ребенка. Стеснялась страшно! Не знала, куда от сына, который уже студентом был, глаза прятать. Все куталась в безразмерные вязаные кофты, а он просил – давай что-то красивое купим. Ты же еще молодая совсем… А потом отец не выдержал и проболтался ему…
И Галина до сих пор помнит сначала потерянный, а после – такой счастливый взгляд своего мальчика… Как же он Наталью, Алискину мать, любил… Не дышал на нее! И в садик водил, и с уроками помогал, хотя сам уже женат был, а Мариночка его первенца ждала. А после его рождения сын с невесткой уехали, когда им работу в другом городе предложили. Правильно сделали, что не отказались. Такая возможность, может, вообще раз в жизни бывает. Чтобы и зарплата, и жилье со временем. Сейчас уже вон - в своем доме живут. Квартиру, которую заработали – продали и отстроились. Жаль только, что далеко. Не наездишься… Благо, внуки там, как и родители – умненькие.
Научили ее, Галину, компьютером пользоваться, показали, что да как. И теперь звонят ей по скайпу. Дай Бог здоровья тому, кто это придумал! Можно не только голос слышать, но и смотреть на любимых своих, видеть, как они растут и меняются. Конечно, Галина при любой возможности ездит в гости, но с тех пор, как Алиска появилась, времени не так много, ведь Наташа работает, а внучка болеет часто, поэтому у бабушки бывает чаще, чем в садике. Галина предложила было дочери совсем внучку из садика этого забрать. Что толку-то?
Два дня ходит, а после две недели сопли лечи. Но, Наташа на это только рассмеялась, отбирая, сомлевшего от дочкиной «любви», Кузьмича из цепких ручонок:
- Нет уж, мамочка! Пусть хоть так тебе выходные дает. Такую энергию надо направлять в мирное русло! А то будет – ой!
Галина смотрела на свою девочку, и сердце замирало от радости. Вот оно – ее счастье. Позднее, Богом данное непонятно за какие заслуги… Мало того, что в детстве нарадоваться не могли на нее – и умница, и красавица, и в учебе первая, так еще и сейчас посмотришь, и ахнешь от такой красоты. Вроде, ничего особенного, а ведь светится ее ребенок изнутри. Есть в ней что-то такое, глазу не видное, но то, что чувствуешь, перекинувшись хотя бы парой слов.
Наташенька, как и брат, и невестка, врачом стала, только не хирургом, а педиатром. И детки к ней тянутся, даются в руки, удивляя родителей. А что тут удивляться? Дети ведь всегда знают, кто их любит…
Только с Алиской Наталья никак справиться не может. Но, это и понятно. Первый ребенок… Галя сына тоже баловала и ничего. Хороший парень получился. Потому, что меру знала. А то любовь материнская - дело такое. Чуть вожжи отпустил и понеслась жизнь ребенка твоего по кочкам – не остановишь. Поэтому и твердила сыну всегда – дело разумей, а потом все остальное. И получилось ведь? Все успевал. И по улице погонять с друзьями, и учиться хорошо. И не потому, что Галя так хотела, а потому, что услышал мать и сам понял – родители-то помогут, поддержат, но дадут возможность, а дальше – сам. Ведь мужчина!
А значит, за себя ответ держать должен. Правда, потом он тот же принцип и сестре объяснил. А что? Мир меняется. Вон, гляди-ка, были женщины слабый пол, а теперь? Все на себе тянут, все могут, даже если не хотят. Галина, конечно, ему говорила, что и раньше так было и на женщинах много чего держалось, но тот только головой мотал:
- Не скажи, мам. Сейчас точно все иначе. Но, это плохо все-таки.
- Почему? – Галина с Натальей фыркали, не соглашаясь.
- Потому, что женщина должна быть любимой, а не скакать как бессмертный пони круглыми сутками. Беречь вас надо!
- То есть, работать не нужно? – Наталья вставала в позу, но брат тут же щелкал ее по носу.
- Еще как нужно! Зря тебя учили, что ли? – увернувшись от запущенной в его сторону диванной подушки, отвечал он. – Просто пусть это будет… для души, что ли. И так, чтобы не тяжело было, чтобы время на себя оставалось.
- Ага! – Наталья веселилась, глядя, как покатывается со смеху невестка. – Маринке это скажи! Когда она заснет в следующий раз в ординаторской, потому, что до дома не дошла. Ах-ах, уникальная операция, как же я такое пропущу! – Наталья пряталась от гнева Марины за спину матери и показывала ей оттуда язык. – А я - умная! Мне ваша нейрохирургия и не приснится даже. Я буду детей лечить! Вот!
Мечту свою Наташа исполнила, правда, Галине пришлось немало постараться, чтобы дочь не спраздновала труса на полпути.
- Мама! А если я ошибусь? Если диагноз поставлю неправильный или еще что? Они такие маленькие, что мне страшно становится!
- Чтобы не бояться – учись, родная! А как ты хотела? Думаешь, что университет окончила и все? Нет! Врач – это такая жизнь, девочка моя. Век живи и век учись. И чтобы каждый ребенок – как свой. Если ты уже сейчас этот страх поняла, значит, хорошим доктором будешь.
Алиска, которой надоело сидеть тихо, пока бабушка думает, стащила со спинки дивана Кузьмича и сунула ему под нос первую пуговку, вынутую из коробки:
- Смотри! Красиво?
Кот попытался было вырваться из Алиских рук, но, понимая, что битва проиграна еще не начавшись, смирился и совсем по-человечьи вздохнул, устраиваясь рядом с хозяйкой.
- Бабушка! – Алиса, приподнялась и тихо подула в ухо Галине. – Ты меня слышишь?
- А? – Галя очнулась и, отобрав у внучки кота, отпустила его. Кузьмич обрадовался было, заковыляв к выходу, но потом почему-то передумал и плюхнулся на пол, вертя хвостом и разглядывая «своих». – Совсем ты его замучила!
- И ничего не замучила! – Алиска насупилась и показала язык коту. – Ему полезно! А то спит все время. Вот это вредно!
- Почему это? Котам так положено!
- Мама сказала! Когда я в субботу спать решила весь день, она меня отругала и сказала, что долго валяться вредно! Надо двигаться. Движение… - Алиса запрыгала по дивану, пытаясь вспомнить продолжение фразы, и пуговицы из коробки брызнули во все стороны, разлетевшись разноцветным горохом по полу и напугав Кузьмича.
- Движение – жизнь! – Галина ухватила-таки внучку и, расцеловав ее, усадила рядом. – И ты – живое этому подтверждение! Егоза! Посиди минутку!
- Хорошо! – Алиска согласилась так подозрительно быстро, что Галина подняла бровь. Что не так?
– Не смотри на меня! Лучше – рассказывай! Вот! Про эту!
Небольшая белая пуговица, самая обычная, ничем не примечательная, легла на ладонь Галины.
- Эта? Хорошая пуговка. Она от первого медицинского халата твоей мамы. Я ей шила этот халат и пуговиц купила ровно столько, сколько надо было. А, оказалось, что нужно было куда как больше! Все время она их терять умудрялась. Как не придет домой – пуговицы и нет! Пришлось купить еще и иголочку не убирать далеко.
- А, почему мама сама пришить не могла? Ты мне говорила, что девочки должны все уметь!
- А она и умеет! Только тогда так много училась и работала, что времени у нее не было совсем. А я ее жалела. Мне же нетрудно пуговичку пришить. Для любимых ничего не трудно делать, запомни это!
Алиса кивнула так серьезно, что Галина зарылась носом в родную макушку, прижав к себе внучку покрепче.
- Умничка! Про какую еще рассказать?
- Про эту!
Золотистая, чуть потускневшая от времени, пуговица была немного странной. Алиса покрутила ее в руках и подняла глаза на бабушку:
- А как ее пришивать?
Галина осторожно приняла в ладонь пуговицу и покачала головой:
- Никак, маленькая. Эту уже не пришьешь. Видишь, у нее ножки нет. Потерялась.
- Как?
Галина с опаской глянула на дверь. Нет, не слышит...
- Это деда пуговица. Когда он воевал, на госпиталь напали. А он оперировал. Не побежал, не стал прятаться. Остался. Его ранили. И, когда уже в больницу доставили, в кулаке у него была вот эта самая пуговица. Откуда там взялась? Никто не знает. Даже он сам. Так и вернулся ко мне с ней. Приказал хранить. Верил почему-то, что пока она не потеряется – все будет хорошо.
- Зачем люди воюют, ба? – Алиска сжала пуговицу в кулаке так крепко, что грани врезались в кожу и девочка охнула, разжав пальцы.
- Кто знает? Спроси у любого – скажет, что - нет! Не нужно это никому. А все равно рано или поздно так получается, что один человек другому врагом становится. Хотя, что делили? Зачем? Вряд ли ответят. Понимаешь?
- Ага! - Алиса кивнула. - Но, дед ведь ничего ни с кем не делил?
- Нет, родная. Он людей спасал.
Галина осеклась, услышав в коридоре шаги мужа, и быстро потянулась к большой расписной пуговице, которая валялась на диване рядом.
- О! Смотри! – отвлекая внимание Алисы от такого тяжелого разговора, покрутила она в руках находку. – А это знаешь от чего?
- Нет!
- От моего любимого пальто! Ох, какое оно тогда впечатление произвело! Все попадали просто!
- Кто?
- Да подружки мои! Мне это пальто мама сшила. Красное! Представляешь?
- А что такого? Красивое, наверное, было?
- Очень! Только как-то принято было, что вещи должны быть практичными, а тут – на, тебе! Красное, яркое, да еще и с такими пуговицами!
Алиса ковырнула пальцем цветок на пуговке и спросила:
- Это красками нарисовано?
- Ага! – Галина поискала глазами что-то, а потом рассмеялась. Вторая пуговица была пришита внучкой к тюлю. – Вон она где! Ладно! Хорошо, что не потерялась! Они ведь все разные были, Аленький. Мы тогда в коммунальной квартире жили. Это, когда в одной квартире в разных комнатах живут несколько семей.
- Как это? – Алиса озадаченно глянула на бабушку.
- Ну, вот так. В каждой комнате другая семья или человек какой-то, у которого семьи нет. У нас так получилось. Коммуналка, где мы жили, была маленькая, всего на три семьи. Одна была наша, вторая – дедушки твоего, а третью комнату занимал Андрей Иванович. Он был художником. Очень хороший человек. Мы его любили. Он нас с дедом рисовать учил. Своих детей у него почему-то не было. Даже жены не было, насколько я помню. Так всю жизнь один и прожил. Работал много. У нас весь коридор был его картинами заставлен.
- Это он нарисовал? – Алиса махнула рукой в сторону небольшого портрета, висевшего на стене.
- Да.
- А кто это?
- Не узнала? – Галина рассмеялась, и Алиса озадаченно нахмурилась. – Это же я! Только молодая совсем. Мне здесь как раз семнадцать лет. На тот день рождения мне мамочка пальто и подарила. А Андрей Иванович, когда увидел, что она шьет, сказал, чтобы пуговицы не покупала. И принес вот эти через неделю.
- Красивые! – Алиса покрутила в руках пуговицу и спрыгнула на пол. Подбежав к окну, она приложила пуговицу к той, что уже была пришита и обернулась, удивленно глядя на бабушку. – Они разные!
- Да! Я же сказала. Все разные были. На каждой - свой цветок. И все со смыслом. Я даже где-то записала себе, чтобы не забыть, когда Андрей Иванович объяснял. Правда, видишь, остались только эти две. Остальные потерялись куда-то.
- А что это за цветочки?
- Это – мак. Видишь, он цветет. У него сразу два значения было. Первое – забвение.
- Что? – не поняла Алиса.
- Это когда забываешь то, что было раньше. Андрей Иванович говорил, будто нарисовал его для того, чтобы я забывала обо всем плохом, что случится со мной в жизни. Все равно ведь что-то будет. Так уж жизнь устроена, детка. Всякое случается. Но, если об этом постараться забыть поскорее – становится чуть легче. Не обо всем получается, конечно. Но, лучше так, чем помнить плохое.
- Ты сказала – два!
- Чего - два? – Галина недоуменно посмотрела на внучку, а потом спохватилась. – А! Точно! Два значения!
- Да! Второе какое?
- Красота. Неувядающая молодость…
- Ты очень красивая! – Алиса кивнула и покрутила пальцами ту пуговицу, что была пришита к занавеске. Поразмыслив немного, она решила, что бабушка все равно узнает и тихонько буркнула себе под нос. – Там дырка…
Галина не поняла сначала, а потом покачала головой и рассмеялась:
- Бедовая ты девица, Алиска!
- Зато, со мной не скучно! – Алиса снова покрутила пуговицу, и Галина погрозила ей пальцем.
- Это точно! Не соскучишься! Не рви дальше! Большая дырка будет! Мне пуговиц не хватит потом, чтобы ее закрыть.
- А давай мы всю занавеску красиво так сделаем?
Глаза Алисы загорелись, она забегала по комнате собирая с пола рассыпанные пуговки и вдруг замерла, что-то вспомнив:
- А это какой цветочек? Который на моей пуговке? Пришитой?
- Пион это, детка. А означает он счастье и долголетие.
- Все правильно нарисовал твой художник, бабуленька! Ты и счастливая, и старенькая уже!
Галина рассмеялась так, что Кузьмич испуганно прыснул под диван, а Алиска взвизгнула от восторга и кинулась к бабушке.
- Давай! Ну, пожалуйста! Сделаем, а потом маме покажем!
- Хорошо! Но, после обеда! – Галина спохватилась. – Суп-то! Суп! Собери все пуговки в коробку, пожалуйста! А я сейчас!
Муж, сидевший с чашкой чая на кухне, насмешливо глянул на Галину, которая кинулась к плите, и, получив законный поцелуй за выключенную вовремя конфорку, спросил:
- Опять из тебя веревки вьет?
- А как же! – Галина нарезала хлеб и по привычке стряхнула крошки на ладонь. – Ты же не даешься! Почему не стал помогать ребенку пуговицы пришивать к занавеске?
- Еще чего! Ее ты поцелуешь и похвалишь за то, что крепко пришила, а мне потом до следующей пенсии вспоминать будешь, как я тебе любимые шторы испортил. Никакой же объективности!
- Я - женщина, или кто? Мне по статусу так положено! Где ты объективных женщин видел?
- Приходилось! – тая улыбку, огрызнулся Галине муж и она тут же повернулась к нему, грозно сдвинув брови.
- Где это?
- Много будешь знать – скоро состаришься!
Галина потянулась за полотенцем, но тут в кухню прискакала Алиса, и она только погрозила мужу кулаком исподтишка. Нечего! Нашел старушку!
А вечером, приехавшая за дочкой уставшая Наталья, застыла в дверях гостиной, не веря глазам своим. Мамины любимые шторы были украшены такой дизайнерской вышивкой, что слов у нее просто не нашлось.
- Мамочка! – Алиса вскочила на ноги, бросив иголку и кинулась к матери.
Наталья подхватила ее на руки, расцеловала и тихонько шепнула на ухо:
- Бедокурила?
- Ага! – Алиса прижалась к маме и показала на шторы. – Красота, правда?
- Куда уж красивее… - протянула Наталья, опустила дочь на пол и вдруг подбежала к шторам, разглядев там что-то непонятное. – Мама! Это же пуговица от моего свадебного платья! Как она у тебя оказалась? Платье-то я вернула в салон! Откуда?
Галина покраснела, завозилась, пытаясь подняться на ноги, и отмахнулась от помощи дочери:
- Оттуда! Где взяла – там уже нету… Ты голодная?
- Очень! – Наталья разглядывала россыпь пуговиц, нашитых на ткань и узнавала то одну, то другую.
Алиса ревниво следила за мамой, а потом сгребла с пола разложенные в рядок пуговицы, ссыпала их обратно в коробку и потянула Наталью за руку:
- Идем! Я тебя ждала! Даже ни одного эклера не съела. Ну, почти! Пойдем скорее!
Наташа кивнула, и Алиса, ухватив на ходу Кузьмича, поволокла беднягу на кухню. Впрочем, тот не возражал, понимая, что наконец-то случиться за этот день что-то хорошее и эта шустрая, невыносимая девчонка, все-таки даст ему что-нибудь вкусное, как делала всегда, усаживаясь ужинать. Главное, чтобы хозяйка этого не увидела, а то опять будет ворчать, что котлеты жарила вовсе не для котов и вообще ему такое есть вредно. Подумаешь! Разве вкусное может быть вредным? Кузьмич размышлял, вися вниз головой в руках Алисы, но его это уже не смущало. Котлеты пахли вкусно, девчонка отпустила его, сунув сразу целую половину своей под нос, и кот, ткнувшись лобастой башкой под коленку Алисы, принялся за свой ужин, не видя и не слыша уже ничего вокруг.
А в гостиной Наталья помогла матери подняться с пола, собрала оставшиеся пуговки и, ссыпав из в коробку, закрыла крышку, проведя по ней тем же жестом, что и Галина днем. Снегурочка была такой же светлой и прекрасной, как в далеком детстве, а металл казался бархатистым и, почему-то теплым.
Можно было бы, конечно, объяснить это тем, что коробка стояла у батареи, но Наталья точно знала, что дело в другом.
Когда-то она, еще маленькая, точно так же, как и ее дочь теперь, складывала эти пуговки в старую коробку. Выбирала самые красивые, откладывая их в сторонку, чтобы спросить у мамы откуда они взялись. И слушала потом эти истории, запоминая и складывая в копилку своей памяти.
Она знала, что так же, как сидит и слушает она – сидела и слушала ее мать, а еще раньше – бабушка… и прабабушка… А, когда придет время, будет слушать ее дочь… потом, Бог даст, и внучка. А потому, нужно как следует запомнить каждую эту историю. Ведь рассказывать их придется снова и снова. И нельзя будет ни убавить, ни добавить ничего к этой коробке с жизнью, кроме новых пуговок, что лягут в нее, чтобы оставить за собой память…
Автор ЛЮДМИЛА ЛАВРОВА