Кое-что ей уже удалось перекусить. Эта смена её не то чтобы любила... Жалела, наверное. И ей всегда перепадали вкусные пакетики "Китикета", а то и котлета или кружок колбасы.
Как она осталась одна, она помнила урывками. То ли от того, что всячески старалась забыть, то ли от пережитого… Помнилось только, как открылась переноска, и она оказалась на траве. Это было так неожиданно, что она даже не заметила, что переноска исчезла вместе с тем, кто её нёс. Кошка осталась в лесу одна. Сначала она тряслась от страха в кустах, потом, когда немного огляделась, то поняла безысходность своего положения. Начала приглядывать, со временем научилась есть жуков, бабочек, червяков. Пару раз ей даже удавалось изловить каких-то маленьких зверьков и пташек. Ей, привыкшей исключительно к курочке и рыбке, было омерзительно отплёвываться от шерсти и перьев, но голод не тётка, захочешь жить - и кору жевать будешь…
В диспетчерскую, помимо Никника, вошёл ещё какой-то человек, плюхнулся на стул и, проговорив "Здесь подожду!", стал осматривать окружающую обстановку. Кошка услышала удивлённое "Ого, у вас тут и кошка имеется?" и почувствовала спиной, что человек направился к ней. Никник пробасил: "Это не кошка, а недоразумение. У кого-то кошка или собака как талисман, у нас же вот урод приблудился. Надо выпроводить - нечего ей здесь делать. Небось, покормили её, так пускай по своим делам идёт!"
Кошка почувствовала, как по её голове между ушей скользнула рука: "Эээ, а ухи где?" Человек подхватил кошку под подбородок и попробовал развернуть к себе мордочкой. Никник махнул рукой: "Ааа, у неё много чего неизвестно где. Усыпить, чтоб не мучилась, рука как-то не поднимается. А что ей за жизнь-то такой вот недокошкой..."
Человек немного приложил усилие, чтобы повернуть кошку к себе мордой. Она вся напряглась, стараясь помешать - так не хотела сейчас опять услышать: "Ах, ужас-то какой! Кто ж тебя так?!" Она попробовала уцепиться на подоконник - да половины пальцев она ещё в первую зиму лишилась, а оставшиеся были искалечены морозом так, что цепляться ими было почти невозможно. Человек ловко подхватил кошкино тельце под передние лапки и развернул к себе. Сердечко сжалось в кошкиной груди, как будто от боли. "Ну, ну, давай, говори уже "Ой, какая страшная, ни ушей, ни глаза, и морда вся наперекос. Говори. Что молчишь-то?!"
Человек смотрел на кошку. Потом осторожно прижал к себе: "Персидская она у вас, кстати".
Никник поболтал ложкой в стакане: "Вот ни разу не кстати она тут. Позорище несчастное. Отправьте её за дверь - путь идёт по своим делам. Ещё к себе прижимаете. Вот подцепите заразу - будете знать".
Человек поставил кошку на подоконник: "Стало быть, она вам тут точно не нужна?"
Никник аж закашлялся: "Неужто забрать себе хотите? Да на что она вам?!"
Кошка спрыгнула с подоконника и поковыляла к выходу. Человек догнал её. "Да погоди ты, погоди!"
Кошка отошла на несколько шагов от человека и остановилась в проёме двери. Человек сделал несколько шагов за ней - она снова отбежала и остановилась, внимательно глядя человеку прямо в глаза. И так снова и снова, пока они не вышли на улицу. Тут кошка отбежала намного дальше и сдавленно, тихо промяукала. Человек дошёл до неё и полез вслед за ней в огромную дыру, незнамо кем и для чего проделанную в бетонной плите. Они шли по тропинке, среди ощутимо спускавшихся на лес сумерек - Кошка и Человек. Кошка остановилась и сошла с тропинки к почти незаметному со стороны небольшому, искорёженному от влаги картонному ящику. Кошка издала нежный, высокий мурк и полезла в ящик. Человек, шагнувший за ней по мокрым листьям и траве к ящику, услышал тихий, слабенький, радостный ответный писк. Человек заглянул в кошкино укрытие - двое котят ползали вокруг неё, громко по-детски мурча, словно в коробке перекатывались две горошинки. Кошка начала неистово вылизывать серенькое полосатенькое, пытавшееся залезть к ней под брюхо. Человек потянулся взять в руки: "Можно?"
Кошка, продолжая вылизывать котёнка, словно подталкивала его к Человеку и поглядывала на него: " Вот, это старшенький! Весь в папку. Я вовремя успела - крыса отгрызла ему только хвостик. В остальном же - смотри, человече, это просто кошачий ребёнок. Может, возьмёшь его себе, а? Весёлый будет приятель да мурлычистый".
Человек бережно взял которебёнка в руки, а тот и не возражал - просто смотрел детскими, наивными глазёнками на большого и сильного человека доверчиво и спокойно.
Кошка начала намывать беленького, опять подталкивая человеку навстречу. Но этого она вылизывала так бережно, так осторожно… "Это моя доченька... Её бы на шёлковые подушки, на выставки, а она вот... Уже без глаза и лапки... Тебе, человече, такая не нужна. Мы уж с ней тут как-нибудь сами... Доживём своё…"
Кошка положила на котёнка лапку и притянула к себе. По дорожке кто-то бежал, громко топая сапогами. Кошка поняла - Валерка. Открывать свою тайну кошка очень не хотела, но Валерка - это пара кружков колбасы, иногда даже молоко. В общем, положительный товарищ.
"Там машина пришла. Ждёт уже!"
Человек снял с плеча рюкзак… "Да вот, Валер, тут мать с детьми пропадает. Забирать буду. Никник сказал, что можно".
"Ух ты ж.. Конечно, можно! Дождалась ты, мать... Сколько лет..." Валерка засуетился: "Может, бушлат вам дать? Ну, чтоб ловить, чтоб не оцарапали, а?" – завозился он.
Человек отмахнулся: "Не, не надо. Я так".
Человек поставил на траву рюкзак, открыл его и бережно посадил на большой бумажный пакет одного котёнка, потом другого. Дети запищали от страха, но вдруг их крошечные носики учуяли запах… О-о-о-о, этот неведомый, волшебный запах, просто опьяняющий, заставляющий мурчать и сглатывать слюну. На дне рюкзака лежали два колечка бараньей колбасы, подаренной человеку, ("Хоть и сам не ем, а не взять - обидеть. Так вот для кошек очень будет вкусное угощение", - тогда подумал человек) и две ещё тёплых и ароматных лепёшки, пахнущих домом, миром, уютом и теплом. Котята внюхивались в этот запах ещё и ещё, а кошка подошла, засунула голову к ним, облизала две крошечные головки и отошла в сторону, скромно обернув остаток хвоста вокруг лапок. "Давайте, уходите уже, люди! Береги детей, они хорошие. Только вот настрадались уже - столько страха и боли им выпало. Пусть они будут живы и счастливы. Уходите уже, давайте!"
Кошка подошла к опустевшей коробке и устало легла, свернувшись калачиком, чтобы люди не видели, как из единственного её глаза потекли слезы - слёзы маленькой кошачьей мамы, навсегда простившейся со своими детьми. Человек снова порылся в рюкзаке и вытащил оттуда кошачью шлейку, которую всегда носил с собой, на всякий случай. "Эй, мать, ты чего это улеглась-то, а? А кто детей кормить и воспитывать будет?!"
Человек вытащил кошку за шкирку из коробки и надел на неё шлейку. "Вот, это другое дело. Теперь домой!"
Кошка почувствовала, как её вытащили из коробки… А потом... Ах, это совсем забытое ощущение, когда под лапки продевают ремешки, а на спинке щёлкает замок. И она выпрямилась, гордо подняла голову, распушила то, что когда-то было прекрасным хвостом. Она словно даже увеличилась в размере, посмотрела на Человека... И повела. Она вышагивала по тропинке, как когда-то прогуливалась в парке, вызывая восторженные взгляды и возгласы окружающих и похвалы тем, кто так просто предал её потом...
Но теперь... Нет, теперь было не так. Она всё ускоряла и ускоряла шаг, заставляя Человека почти бежать за ней, она неслась ДОМОЙ. Она никогда не загадывала этого и не мечтала... Ей никогда не снился дом, как многим брошенным... Только однажды она, порванная собаками, с выбитым глазом, с прокушенным лёгким, захлёбывалась в снегу собственной кровью, взмолилась: "Господи, пусть никто никогда ТАК не страдает. Пусть все, кому некуда идти, найдут свой Дом!"
Кошка сидела на руках Человека, гладя через мокрое стекло на проезжавшие машины, и прислушивалась к звукам, доносившимся из рюкзака, лежавшего на заднем сидении. "Нда, вероятно, по приезде будет разбор полётов", - подумала кошка.
В рюкзаке с хрюканьем и мурчанием котята с аппетитом доедали колбасу...
D.J.