Когда Варя гуляла ночью по усадьбе, всякий раз удивлялась тому, как привычные вещи преображаются в темноте. Особенно зимой...
Лунный свет отражался от снега и заливал стены голубоватым сиянием сквозь тронутые изморозью окна. Тени вокруг будто оживали.
Безобидное днем кресло-качалка ночью походило на затаившегося дракона, а напольные часы словно превращались в саркофаг. Их тиканье, днем едва заметное, ночью казалось зловещим. Будто кто-то языком цокает...
И все равно Варя ужасно любила ночные прогулки.
Стоит подождать совсем немного, когда дом погрузится в сон, и даже старая нянюшка в соседней комнате перестанет стучать спицами.
Погасить газовый рожок, будто спать легла. Рожок в последнее время выключался не сразу. Капризно шуршал, но все-таки подчинялся.
Накинуть шерстяной платок на плечи, чтобы было не так зябко, и выйти в коридор...
В эти минуты сердце сладко замирает в груди. Каждый шорох превращается в настоящее событие. А Варя идет, думая, почему днем коридор кажется таким маленьким и скучным, а ночью превращается в таинственные катакомбы из готических романов?
Родителей Варя совсем не помнила. С малолетства она жила в усадьбе у дяди, Вениамина Аркадьевича. Он был человеком мягким и тихим, но ужасно занятым.
Целыми днями сидел в кабинете над чертежами, а с племянницей общался не так уж часто. Но если случалось им встретиться, он обычно спрашивал, близоруко щурясь:
— Как у тебя дела, Варюша? Да-да, ну иди поиграй.
И давал Варе ландриновый леденец.
За ее воспитание отвечала старенькая няня, Евдокия Карповна. Но та все больше сидела в скрипучем кресле и вязала. Иногда рассказывала Варе сказки. На свой манер.
Начинала, к примеру, что-нибудь вроде «Сказки о золотой рыбке», а потом вдруг засыпала. Очки ее, как лыжники, скатывались на кончик длинного носа, и лишь тогда няня просыпалась. В эти моменты она походила на гигантскую сову. Евдокия Карповна поправляла кружевной чепчик и спрашивала:
— Ох, о чем это я, детка?
А дальше рассказывала что-нибудь, к золотой рыбке отношения не имеющее:
— …И вот появился в доме у нас… эээ, то есть у них поручик Воронцов. Красавец такой, что и словами не описать… грудь колесом, височки подвитые и усищи торчком…
Влюбилась в него, значит, Дуняша, но знала она цену офицерским ухаживаниям. Поручик-то гулякой был известным. Он ей даже предложение сделал, но Дуняша, скрепя сердце, отказала…
Дальше Евдокия Карповна обычно тяжело вздыхала, погружаясь в свои мысли, а Варя тихонько уходила на кухню, где ее поджидала кружка брусничного морса. Такого кислого, что скулы сводит.
Так и выходило, что взрослые Варю почти не стесняли. Вечера она проводила в библиотеке, читая романы госпожи Рив или даже госпожи Радклиф. Что-нибудь про тайны старинных замков...
Читала и представляла себя на месте героини. Как после таких вечеров обойтись без ночных прогулок?
В этот раз Варя выбралась в поход не просто так. Можно сказать, из научного интереса. В усадьбе кто-то повадился воровать сметану ночью из ледника. Это такая неотапливаемая комнатка возле кухни, где по зимнему времени припасы хранят.
Домашних животных у них в усадьбе не водилось. Вениамин Аркадьевич даже собак не жаловал из-за шума. Но сметану-то кто крадет? Деликатно так тряпицу стягивает и съедает с полгоршка.
Утром услышала разговор кухарок:
— Это хозяин взял, точно тебе говорю. Ему обычно молока в блюдечко наливают, а тут целая крынка сметаны!
Варя ушам своим не поверила! Какой такой хозяин? Неужто дядюшка ночью ходит в ледник у себя самого сметану воровать?
Потом уже няня объяснила, что хозяином принято домового называть:
— Они, домовые, ужас, как сметану любят. Вот и наш заинтересовался!
Домовой! Подумать только! Варя его себе не слишком четко представляла. Даже, грешным делом, думала, что они только в сказках бывают. А оно вон как!
Ужасно захотелось хоть одним глазком на домового посмотреть. Они, говорят, в махоньких лапоточках ходят.
Днем-то идея казалась замечательной, но ночью Варя немного оробела. Не зря ведь домовых к нечистой силе относят!
Вообще-то в ледник ей заглядывать не разрешалось. Особенно зимой. А тут под Рождество еще и морозы ударили. Верный способ простудиться. Но ради науки-то можно! Где ключ от дверцы висел, Варя отлично знала, и с вечера приготовилась...
Створку аккуратно приоткрыла и заглянула внутрь. В лицо ей повеяло холодом. Сквозь крохотное окошко прямо под потолком в ледник проникал лунный свет. В этом призрачном сиянии слегка поблескивал иней на стенах.
Варя уселась на прихваченную с собой подушку и замерла. Ждать пришлось долго. Очень долго...
Кажется, она даже успела задремать, но вот с улицы послышалось тихое шуршание: «Хрум-хрум», будто кто-то ходит по снегу. А потом этот кто-то будто бы стал царапать стену. И этот тихий звук Варе совсем не понравился.
Если у домового есть когти, то это ни капельки не весело. От этой нелепой мысли вдруг стало страшно. Так страшно, что Варя и пошевелиться не могла.
Дальняя стена задрожала, и будто бы заскрипела доска. Варя не то чтобы увидела, а скорее почувствовала, как в ледник вошел кто-то живой и пыхтящий. Крохотная черная тень. Она мячиком прокатилась по полу, точно к горшку со сметаной.
— Ой! — вырвалось у Вари.
Сердце в ее груди забилось так быстро, что, казалось, вот-вот выскочит и укатится куда-нибудь подальше от этого жуткого места.
Домовой остановился и повернулся на звук. В темноте блеснули странными огоньками глаза. Послышалось недовольное ворчание.
И тут уж Варя больше терпеть не стала. Со страшным криком она вскочила на ноги и побежала, куда глаза глядят. Но в темноте они никуда особо не глядели, и бежать долго не получилось. Варя со всего маху влетела во что-то большое и твердое, оказавшееся посудным шкафом.
Ох и грохоту со звоном было! В минуту вся усадьба проснулась. Даже нянюшка вышла из своей комнаты, хотя обычно ее и из пушки не добудишься.
Варю даже не ругали. Просто охали и причитали:
— Что случилось, Варюша? — спрашивал дядя уже по третьему кругу, казалось, особо не вслушиваясь в ее лепет.
А Варя толком и не знала, что отвечать. Вот дурища! Сама же на ночную экспедицию собралась, а потом испугалась и все испортила. К счастью, допрашивать ее дальше не стали. Позвали доктора.
— Сомнамбулизм, — пробормотал доктор непонятное слово, поблескивая стеклышками очков, и посоветовал ей пить горькую микстуру от несварения желудка:
«Лучшее средство от снохождения, если верить самым современным немецким специалистам». Ну что ж, сама виновата. Устроила переполох, пей теперь эту гадость...
*****
Боря подходил к леднику и злился на себя за малодушие. Вообще-то дворовому коту имя не полагалось. Но, как это часто бывает, имя коту досталось от человека.
Если быть точным — от кухарки Маши, которая его в прошлом году подкармливала. Боря, так Боря. Не всем его приятелям с именем так повезло.
Так вот, шел Боря по снегу и злился. Уже добрую неделю каждую ночь приходил сюда за сметаной. И ничего не мог с собой поделать. Как низко ты пал, Боря. До воровства опустился…
Просто неделю назад вдруг заметил, что на леднике доска болтается. Стоит на поленницу запрыгнуть, доску когтями потянуть, и щель образуется. Любопытство, будь оно неладно, заставило посмотреть, что там люди прячут.
А внутри и свертки какие-то, и горшки. И она. Сметана!
В крынке, под белой тряпицей. Раньше-то он про сметану только слышал, да смотрел издалека, как ее по горшкам разливают. Рыжий Васька говорил, что в мире ничего вкуснее нет. А Боря не верил.
И вот теперь сам видел ее перед собой. Не утерпел и попробовал. Прав был Васька… Она холодная была, но все одно он из-за нее кошачий облик утратил. Стал рабом сметаны.
Раньше Боря над деревенскими пьяницами посмеивался. Теми, что за бутылку готовы были всяческие унижения претерпеть. И чем он лучше? Да ничем. Исправно, каждую ночь теперь ходит сюда...
Привычным движением он отодвинул доску и прыгнул в темноту. И тут случилось неожиданное. Кто-то совсем рядом воскликнул:
— Ой!
Никак Боря свидетеля своего позора встретить не ожидал. И этот свидетель — хотя по голосу скорей свидетельница — вдруг заголосил. Послышался грохот, крики.
Боря, ни жив ни мертв, назад побежал. Заветная доска не сразу далась, потом еще больно по хвосту треснула, но коварнее всего оказалась поленница. Она к стене не плотно прилегала, а он умудрился лапой в щель попасть.
Еле выбрался, да только лапа болела ужасно. Когда выдергивал ее, хрустнула, как сухая ветка. Не наступить. Вот и расплата за воровство, пронеслось у него в голове.
До утра устроился в темном углу за ледником. На трех лапах по снегу все одно не уйдешь далеко. Только бы не замерзнуть...
Поначалу казалось, что уснуть не получится — пострадавшая лапа горела так, что слезы на глаза наворачивались. Но потом боль немного утихла.
Утром его разбудил смутно знакомый голос:
— Ах, вот это кто у нас в домовые заделался!
Над Борей стояла девочка в беличьей шубке и шерстяном платке. Боря хотел убежать, но понял, что лапы его не слушаются. Даже пораненная не болела. Он ее практически не чувствовал.
А девочка воскликнула:
— Ой, а дрожит-то как! Бедняга!
Тот же самый «Ой»! Так это он с ней в леднике встретился?
Девочка осторожно взяла его на руки и куда-то понесла. У Бори сил сопротивляться уже не осталось. Он будто провалился в черноту...
*****
Кота Варя назвала Гораций, Горя. В честь писателя Уолпола.
Поначалу она боялась, что он не выживет. Даже на ноги встать не мог, но потом понемногу Горя стал приходить в себя. Только одну лапку подволакивал.
Дяде о питомце Варя рассказать не решилась. Но Вениамин Аркадьевич сам все узнал. Неожиданно заглянул к ней в комнату (раньше он никогда так не делал) и увидел кота в коробке.
— Это что такое? Варюша, зачем же ты это шелудивое чудо сюда принесла? Так не пойдет, детка, выпусти его на улицу.
Варя ему, конечно, объяснила, что кот болеет и на улице непременно погибнет. Насилу уговорила оставить еще на пару дней.
— Горя, я обязательно придумаю, как дядю уговорить. Ты даже не сомневайся.
Она была девочкой упрямой, если что удумала, ни за что не отступалась...
*****
Привык он к новому имени не сразу, но потом ему даже понравилось. Горя – это почти Боря. А полное имя – Гораций – звучит красиво.
К Варе Горя прикипел всем сердцем за пару дней, что она его выхаживала, но от хозяина усадьбы ждать доброты не приходилось.
Выгонит, как пить дать! Варя-то, конечно, обещала что-то придумать, но что тут придумаешь?
Ночью он не спал. Мешало какое-то странное предчувствие. И тихое шипение. Варя как-то очень уж глубоко спала, да и его мотало из стороны в сторону. Чутье подсказывало, что засыпать никак нельзя.
«Ш-ш-ш»… Да что это за шипение такое?
Его внимание привлекла железная загогулина над Вариной кроватью. Называется газовый рожок. Вечером там горел огонек, освещая комнату. А теперь он просто шипел, как змея.
Горя подошел к нему ближе, и в голове совсем потяжелело. Как-то совсем неладно. Он постарался не дышать и ткнул носом спящую Варю. Она никак не реагировала. Пришлось ее укусить за руку. Лишь тогда она зашевелилась:
— Что такое, Горя? Что случилось? Ой, как голова кружится…
И тогда он Варю потянул за ночную рубашку, мол, пойдем!
Не сразу, но Варя поднялась на ноги и вышла в коридор. Лишь там сползла по стеночке на пол. А Горя заголосил. Закричал так, как никогда раньше не кричал.
Утром оказалось, что газовый рожок сломался. А окна в комнате по зимнему времени были плотно законопачены. Еще чуть-чуть, и Варю бы никто добудиться не смог...
Придя в себя, Варя дяде заявила:
— Дядя, Горя – мой спаситель! Как мы после такого его выгоним?
Вениамин Аркадьевич спорить и не стал. За что ему большое кошачье спасибо.
Автор ВЛАДИМИР МАТВЕЕВСКИЙ