Она почти миновала маленький сквер, когда что-то заставило её замедлить шаг.
Она медленно подошла к лавочке, стараясь двигаться плавно, чтобы не спугнуть ни мальчика, ни его собаку.
Они просидели под дождём почти час.
Вера вышла из супермаркета, прижимая к груди небольшой пакет с продуктами.
Она поправила шарф, натянула поглубже капюшон пальто и быстрым шагом направилась к дому. До её кирпичной девятиэтажки оставалось пройти всего два квартала. Вера прикинула — если поторопиться, то можно добраться до подъезда всего за пять минут и не успеть промокнуть.
Она почти миновала маленький сквер, когда что-то заставило её замедлить шаг.
На лавочке у фонарного столба она заметила странную фигуру. Точнее, две фигуры — маленькую и ещё меньше. В вечерних сумерках, под моросящим дождем, Вера не сразу разглядела, что это ребёнок. Худой мальчишка лет семи, не больше. А рядом с ним — лохматая собака неопределённой породы.
Вера остановилась, словно натолкнувшись на невидимую стену.
Мальчик сидел, поджав под себя одну ногу, а другой едва касался земли. Его ботинок — старый, потёртый, с отклеивающейся подошвой — был насквозь мокрым. Куртка, явно с чужого плеча, висела мешком на худых плечах. А в руках он держал картонку с неровно выведенными буквами: "Помогите, пожалуйста".
Собака — невзрачная дворняга с удивительно умными глазами — жалась к ногам мальчика, пытаясь согреться. Она тоже была мокрой и грязной, но при этом... При этом Вера готова была поклясться, что собака смотрела на прохожих с каким-то человеческим достоинством. Без скулежа, без попыток вызвать жалость — просто внимательно и немного грустно.
Что-то кольнуло в груди. Острое, болезненное чувство, от которого перехватило дыхание.
"Господи, да он же совсем ребёнок! Почему он здесь один? Где его родители? Почему никто не остановится?" — мысли вихрем закружились в голове Веры.
Пожилая женщина огляделась по сторонам. Люди шли мимо, будто не замечая мальчика с собакой. Одни отворачивались, другие нарочно не глядели в их сторону, а кое-кто даже морщился, словно увидел нечто чужеродное, выбивающееся из их привычной, удобной реальности.
Вера стояла, не в силах сдвинуться с места, будто ноги приросли к земле. Дождь всё настойчивее барабанил по её капюшону, но она этого уже не замечала.
"Пройди мимо," — шептал внутренний голос. — "Это не твоё дело. Мало ли кто там сидит. Может, это мошенничество. Может, родители где-то рядом прячутся и используют ребёнка, чтобы собирать деньги."
Но другой голос, тот, что всегда звучал в её сердце, говорил иначе: "Посмотри на него. Посмотри на его глаза. Разве можно пройти мимо?"
И Вера не смогла.
Она медленно подошла к лавочке, стараясь двигаться плавно, чтобы не спугнуть ни мальчика, ни его собаку.
— Привет, — тихо сказала она.
Мальчик поднял голову. Он не улыбнулся, не протянул руку за подаянием — просто смотрел. Внимательно, с лёгкой настороженностью, словно чего-то ждал.
— Меня зовут Вера, — сказала она, чувствуя странное волнение под его изучающим взглядом. — А тебя?
Мальчик медлил, будто взвешивал, стоит ли отвечать. Потом тихо сказал:
— Артём.
— А как зовут твою собаку? — Вера присела на лавочку рядом, но не слишком близко, соблюдая дистанцию.
— Граф, — ответил Артём и добавил, словно это было важно: — Он не кусается. Он хороший.
Собака, услышав своё имя, подняла морду и внимательно посмотрела на Веру, словно оценивая её намерения.
— Я верю, — кивнула Вера. — У меня когда-то тоже была собака. Такса. Рыжая, с длинными ушами.
Эта фраза, брошенная почти случайно, чтобы поддержать разговор, вдруг пробила первый лёд. Артём чуть подался вперёд:
— А как её звали?
— Ириска. За цвет шерсти и сладкий характер, — улыбнулась Вера, вспоминая свою любимицу, умершую много лет назад.
Мальчик тоже слегка улыбнулся:
— Хорошее имя. Граф не за характер назван. Просто он такой, гордый. Даже когда голодный, попрошайничать не станет.
В этот момент дождь усилился, превращаясь в настоящий ливень. Капли забарабанили по скамейке, по асфальту, по картонке в руках мальчика. Буквы на ней начали расплываться.
— Артём, — решительно сказала Вера, — давай пойдём куда-нибудь, где сухо. Вы оба промокли до нитки.
Мальчик снова напрягся, в глазах мелькнуло недоверие.
— Я никуда не пойду с незнакомыми, — он помотал головой.
Вера не стала настаивать. Вместо этого она открыла свой пакет с продуктами:
— Тогда, может быть, вы хотя бы поедите? У меня тут бутерброды с сыром, яблоки и... — она порылась в пакете, — ах да, ещё шоколадка. А для твоего Графа... — она задумалась, — пожалуй, сосиски подойдут?
При слове "сосиски" уши собаки встали торчком, а хвост слегка дрогнул.
Артём колебался. Было видно, что он голоден, но что-то его удерживало.
— За это ничего не нужно делать, — мягко сказала Вера, угадав его мысли. — Просто поешьте. Я посижу рядом, под дождём, если не возражаешь.
Это "если не возражаешь" сделало своё дело. Мальчик слегка расслабился, как будто признание за ним права возражать, права на собственное мнение вернуло ему частичку достоинства.
— Спасибо, — тихо сказал он и осторожно взял протянутый бутерброд.
Они просидели под дождём почти час.
Вера не задавала прямых вопросов, но постепенно, кусочек за кусочком, история Артёма начала складываться.
Мальчику было восемь ("почти девять!"), и последние полгода он жил, как он выразился, "то тут, то там". Раньше у него был дом, мама и папа. Но папа сильно пил, часто кричал на маму. А потом мама просто ушла. "Сказала, что поедет к бабушке, заберёт меня потом. Только адреса не оставила. И телефон не отвечает," — буднично, как о чём-то обыденном, рассказывал Артём.
От отца толку было мало. Он бывал дома редко, а когда приходил, то либо спал, либо снова пил с друзьями. Еды в доме часто не было. А три недели назад их выселили из квартиры - черные риэлторы постарались.
— Папка сказал: "Поживём пока у Серёги", — рассказывал Артём, поглаживая собаку. — Только Серёга Графа не пустил. Сказал — "блохастый, воняет". Я без Графа не пошёл, конечно.
— Конечно, — эхом отозвалась Вера, чувствуя, как к горлу подкатывает ком.
— Мы в подъездах ночуем, — продолжал мальчик. — Или у Петровны — это бабушка из соседнего дома. Она иногда пускает. Только у неё тоже не очень тесно, и сын против. Кричит, что милицию вызовет.
— А в школу ты ходишь? — осторожно спросила Вера.
Артём покачал головой:
— Когда мы переехали, меня в новую не взяли. Документы какие-то нужны, папка обещал пойти, да так и не собрался. А сейчас, — он пожал плечами, — какая школа? Я даже помыться нормально не могу.
Он говорил обо всём этом так просто, без жалоб, без слёз, что у Веры сжималось сердце. Этот ребёнок, кажется, уже принял как должное то, что его жизнь рухнула. В свои восемь лет он научился выживать на улице, заботиться о собаке, справляться с ситуацией, которая сломала бы и взрослого.
Вера смотрела на него, и в её голове крутились сотни мыслей. Нужно обратиться в полицию, в органы опеки. Но что будет с мальчиком потом? Приют? Детский дом? А что станет с его собакой, единственным существом, которое осталось с ним, не предало?
— Артём, — медленно произнесла она, — уже поздно. И очень холодно. Может быть... может быть, ты и Граф пойдёте сегодня ко мне? Просто переночевать. Помыться, поесть горячего, выспаться в нормальной постели. А завтра решим, что делать дальше.
Мальчик смотрел на неё долгим, изучающим взглядом. Он явно колебался, взвешивая все "за" и "против". В его жизни, вероятно, было не так много добрых людей, чтобы безоговорочно доверять первому встречному.
— А Графу точно можно? — наконец спросил он.
— Точно-точно, — твёрдо ответила Вера. — Я живу одна, в двухкомнатной квартире. Места хватит. И никто не будет против.
Артём ещё раз внимательно посмотрел на неё, потом наклонился к собаке и что-то прошептал ей на ухо. Граф поднял морду, глянул на Веру своими умными глазами и, как показалось женщине, едва заметно кивнул.
— Ладно, — сказал мальчик. — Только на одну ночь.
Дома Вера первым делом отправила Артёма в ванную.
Ей пришлось долго объяснять, как пользоваться смесителем, какое полотенце чистое, и что шампунь можно не экономить. А ещё пришлось заверить, что Граф тоже получит свою порцию чистоты, но чуть позже.
Пока мальчик плескался в ванной (судя по звукам, он открыл для себя радость горячего душа впервые за долгое время), Вера лихорадочно соображала, что делать дальше. Импульсивное решение привести домой бездомного ребёнка с собакой теперь нужно было как-то оформить в конкретный план действий.
Конечно, завтра надо обратиться в полицию, сообщить о ребёнке, оставшемся без попечения родителей. Но что-то подсказывало Вере, что с появлением официальных структур всё станет только сложнее. Артёма, скорее всего, заберут в приют, Графа — в лучшем случае в приют для животных, в худшем — усыпят. А ведь именно собака сейчас была для мальчика единственной опорой, единственным якорем в жизненный шторм.
"Может, стоит поискать его мать?" — думала Вера, заглядывая в холодильник в поисках чего-нибудь подходящего для ужина. — "Или попробовать воздействовать на отца? Хотя, судя по рассказу Артёма, толку от этого будет мало."
Из ванной вышел совершенно другой мальчик. Чистый, розовый от горячей воды, с мокрыми торчащими волосами. В глазах его плескалось удивление, словно он не мог поверить в простое чудо горячей воды и чистоты.
— У вас так хорошо, — сказал он, с восторгом оглядываясь. — Прямо как в кино. И полотенца пахнут, цветами, да?
— Лавандой, — улыбнулась Вера. — Теперь давай поужинаем, а потом займёмся твоим Графом.
Ужин был простым — разогретый борщ, который Вера готовила накануне, картофельное пюре с котлетами и компот. Но Артём смотрел на эту нехитрую еду так, словно перед ним был королевский пир.
— Можно мне немножко для Графа? — робко спросил он, когда Вера наполнила его тарелку второй порцией.
— Конечно, можно, — кивнула женщина. — Но для Графа у нас есть кое-что получше.
Она достала из холодильника куриные шейки, купленные по дороге в специальном отделе для животных.
Глаза Артёма расширились:
— Вы, вы для Графа купили?
— Ну конечно, — как ни в чём не бывало ответила Вера. — Он же твой друг. А друзей надо угощать самым лучшим.
Мальчик смотрел на неё с таким изумлением, что Вере стало не по себе. Неужели простая человеческая доброта стала такой редкостью, что вызывает удивление у ребёнка?
Купание Графа превратилось в целое приключение.
Сначала пёс категорически отказывался заходить в ванну, потом решил, что это отличное место для игры "брызгайся во все стороны", а под конец, уже чистый и мокрый, умудрился выскочить из ванной и пронестись по всей квартире, оставляя за собой мокрые следы.
Артём светился от счастья, гоняясь за собакой с полотенцем. А Вера, глядя на них, вдруг поймала себя на мысли, что в её квартире не было такого веселья и жизни с тех пор, как пять лет назад не стало мужа, Виктора Семёновича. Размеренная, тихая жизнь вдовы вдруг наполнилась звуками, движением, эмоциями.
Когда Артём наконец угомонился и лёг в приготовленную для него постель (Вера отдала ему бывшую комнату мужа, где стоял удобный диван), он вдруг сказал:
— Знаете, Вера Николаевна, вы очень добрая. Как фея из сказки. Но мы с Графом не можем у вас остаться. Нам нужно искать папу.
Вера присела на край дивана:
— Почему ты так думаешь?
— Потому что... — мальчик замялся, — потому что он всё-таки мой папа. Он обещал, что скоро всё наладится. Что мы найдём новый дом, и я пойду в школу. Может, он уже ищет нас сейчас?
"Или пьёт где-нибудь, забыв о твоём существовании," — с горечью подумала Вера, но вслух сказала другое:
— Давай сделаем так, Артём. Завтра мы вместе попробуем найти твоего папу. А пока ты поживёшь у меня. Я ведь живу одна, и мне... мне будет приятно, если в доме будет кто-то ещё.
Мальчик задумался, потом кивнул:
— Хорошо. Только ненадолго. Мы с Графом не хотим быть в тягость.
— Вы не в тягость, — мягко сказала Вера. — Вы как неожиданный подарок.
Она сама удивилась своим словам. Но ведь так и было — этот мальчик со своей собакой действительно стали для неё чем-то вроде подарка судьбы. Неожиданного, непростого, но такого правильного.
Попытки найти отца Артёма оказались безуспешными. Мальчик показал Вере дом, где они жили раньше, но соседи только руками развели — никто не знал, куда делся Сергей Тарасов после выселения.
— Пил он крепко, — сказала пожилая соседка, с сочувствием глядя на мальчика. — Может, к собутыльникам каким подался. А может, — она понизила голос, — может, и вовсе преставился где. У нас тут на теплотрассе они часто собирались. Всякое бывает.
Вера не знала, что делать. Обращаться в полицию она по-прежнему опасалась — слишком велик был риск, что Артёма определят в систему, а оттуда выбраться непросто. С другой стороны, сколько она может держать у себя ребёнка без какого-либо оформления? Неделю? Месяц? Это же незаконно.
Решение пришло внезапно.
Тем же вечером, когда они вернулись домой после бесплодных поисков, Вера вдруг вспомнила о своей старой знакомой — Анне Михайловне. Та работала в органах опеки. Когда-то, ещё при жизни мужа, их семьи довольно близко общались.
— Позвоню-ка я ей, — решила Вера. — Просто проконсультируюсь, без имён и конкретики.
Анна Михайловна была удивлена звонком — они не общались несколько лет. Но, выслушав ситуацию (Вера действительно не называла имён), она вздохнула:
— Случай непростой, но не редкий, к сожалению. Если отец пьёт, а мать бросила, то права на ребёнка можно оспорить через суд. Но это долгий процесс, и мальчика на время разбирательств, скорее всего, определят в детский дом.
— А есть способ, чтобы его не отправили в детский дом? — осторожно спросила Вера.
Анна Михайловна ненадолго задумалась, затем кивнула:
— Есть вариант с временной опекой. Если человек, который хочет помочь, готов собрать документы, пройти комиссию, доказать свою финансовую состоятельность и наличие подходящего жилья — можно попробовать.— Сколько?
— Минимум месяц, а то и два-три. Бюрократия, сами понимаете.
Вера задумалась. Месяц. Она может держать у себя Артёма месяц без всяких документов? Наверное, это слишком рискованно.
— А если, а если мать объявится? — спросила она. — Или отец вдруг возьмётся за ум?
Анна Михайловна хмыкнула:
— Если мать объявится и докажет, что у неё есть условия для воспитания ребёнка — то, конечно, приоритет за ней. Если отец "возьмётся за ум" — тоже нужно будет доказать, что он действительно изменился. Просто так детей не возвращают в неблагополучные семьи.
После разговора Вера долго сидела в задумчивости. План начинал формироваться в её голове. План непростой, рискованный, но, возможно, единственно верный.
Вот ваша история, переписанная более естественным, живым языком:
Прошла неделя.
Вера не могла нарадоваться на мальчика. Он был умным, всё схватывал на лету, но больше всего её поражало его доброе сердце. Каждый вечер он упорно мыл посуду, несмотря на её протесты, следил, чтобы Граф не натаскал грязи в дом, и постоянно спрашивал, чем ещё может помочь.
Но больше всего удивляла Веру его благодарность. Не за еду, не за крышу над головой — за простое внимание, за добрые слова, за то, что его слушали. На глазах он превращался из настороженного, замкнутого ребёнка в открытого, улыбчивого мальчишку.
Граф тоже изменился. Теперь он уже не был худым и грязным — шерсть лоснилась, глаза блестели. Он обожал Веру Николаевну и встречал её у двери вместе с Артёмом, а ночью неизменно устраивался у её ног.
Тем временем Вера каждый день созванивалась с Анной Михайловной, консультировалась насчёт оформления временной опеки. Всё было почти готово, оставались только формальности. Но глубоко внутри её не покидал страх: а вдруг родители Артёма объявятся? Вдруг они заберут его обратно — в тот ад, из которого он только что выбрался?
И они объявились.
Причём в самый неподходящий момент.
В тот день Вера с Артёмом возвращались из магазина. Купили продукты, новые тетради для занятий. У подъезда их ждал мужчина — низкого роста, тощий, с опухшим лицом и дрожащими руками.
— Пацан! — хрипло крикнул он, увидев Артёма. — Ты где шляешься? Я тебя по всему району ищу!
Мальчик замер и крепче вцепился в руку Веры. Она тут же подвинула его за свою спину.
— Вы отец Артёма? — спросила она спокойно, хотя сердце бешено колотилось.
— А тебе какое дело? — мужчина прищурился. — Куда мальца увела? Я в полицию заявлять буду!
От него так разило перегаром, что Вера невольно поморщилась. Как, как такой человек мог быть отцом этого удивительного мальчика?
— Меня зовут Вера Николаевна, — твёрдо сказала она. — Я нашла Артёма на улице неделю назад. Он просил милостыню. Был голодный, грязный, без крыши над головой. Где вы были всё это время?
Мужчина замялся, но тут же взял себя в руки:
— Работал я! Деньги зарабатывал! А он, неблагодарный, сбежал! — Он повысил голос: — А ну, Артём, быстро домой! К отцу родному!
Мальчик вздрогнул, но не двинулся с места. Вера почувствовала, как дрожит его рука.
— У вас нет дома, — твёрдо сказала она. — Артём рассказал мне, что вас выселили. Если хотите забрать сына, сначала докажите, что можете о нём заботиться. Где он будет жить? Чем питаться? Где учиться?
— Не твоё дело, тётка! — огрызнулся мужчина. — Это мой сын! Я имею полное право!
— Право — да, — кивнула Вера. — А возможность? Посмотрите на себя, вы же пьяны. Какой из вас сейчас отец?
Глаза мужчины сузились, в них мелькнуло что-то злое.
— Значит, так. Похитила ребёнка и ещё права качаешь? Ну, гляди.
Он шагнул вперёд, но тут же остановился — из-за угла дома вылетел Граф. Он встал между ними, шерсть на загривке вздыбилась, из горла вырвался глухой рык.
— Твоя шавка?! — мужчина отшатнулся.
— Это моя собака, — тихо, но твёрдо сказал Артём. — И я с ней не расстанусь.
Мужчина сжал кулаки.
— Значит, выбрал дворнягу вместо отца? — процедил он. — Ну и катись!
Он развернулся, но перед уходом бросил Вере:
— Это ещё не конец. Я своего так просто не отдам.
Тем же вечером Вера позвонила юристу Павлу Андреевичу. Тот внимательно её выслушал и сказал:
— Ситуация сложная, но не безнадёжная. Есть доказательства, что ребёнок остался без попечения: его выселили, он просил милостыню. Мы можем подать иск о лишении родительских прав и ходатайство о временной опеке на время суда.
— Но если отец решит забрать его назло? — тихо спросила Вера.
— Тогда нам нужно торопиться.
Через два дня отец Артёма снова пришёл.
На этот раз с худощавой женщиной с потухшим взглядом.
— Вот, — торжествующе заявил он. — Мать пришла за сыном.
Вера внимательно посмотрела на женщину. В её глазах не было ни радости, ни волнения — только пустота.
— Вы мама Артёма?
Женщина кивнула, не поднимая глаз.
— Где вы были всё это время?
— Я, мне нужно было уехать, устроиться, — пробормотала она.
— Хватит болтать! — перебил мужчина. — Где пацан? Артём! Выходи!
В этот момент дверь соседней квартиры приоткрылась.
— Что за шум? — строго спросила Тамара Петровна.
— Не ваше дело, бабка!
— Это мой дом, молодой человек, — невозмутимо ответила она. — И кричать здесь я не позволю.
Мужчина заметно напрягся.
— Может, вы сначала протрезвеете? — ледяным тоном произнесла соседка.
Он замялся.
— Послушайте, — тихо сказала Вера матери Артёма. — Если вы действительно хотите добра сыну, подумайте, где он будет жить, что будет есть.
Женщина нерешительно взглянула на мужчину.
— Пойдём, Серёжа, — сказала она вдруг. — Пойдём отсюда.
— Ты что?! — взбеленился тот.
— Пойдём, — повторила она твёрже.
Они ушли.
— Если будут нужны свидетели, я помогу, — сказала Тамара Петровна.
Суд длился полгода.
В конце концов, обоих родителей лишили прав, а Вера стала официальным опекуном Артёма.
Однажды, гуляя в парке, мальчик вдруг спросил:
— Можно мне звать вас мамой?
Вера почувствовала, как к горлу подступает ком.
— Конечно, можно, — тихо сказала она.
— Вы моя самая настоящая мама.
Она обняла его, не сдерживая слёз.
А Граф, будто понимая важность момента, подошёл и положил голову ей на колени. Ведь он знал с самого начала, что эти двое созданы друг для друга.
dzen.ru/a/Z86dVHwh0VutaJ_h