Моя душа
Как не дали заморозить любимую
Одно время тридцатилетний радиофизик Термен работал в ленинградском Физико-техническом институте Академии наук у академика А. Ф. Иоффе.
Помимо разработки систем дальновидения (того, что вошло в нашу жизнь под названием телевидение), Лев Сергеевич втихаря проделывал опыты по анабиозу млекопитающих. Он охлаждал кошек до критической температуры 0°С и закапывал их бездыханные тельца на Кольском полуострове в вечной мерзлоте. Спустя некоторое время исследователь откапывал подопытных и успешно возвращал их к жизни.
читать дальше
Для современной биологии подобный результат не просто недостижим, но и теоретически невозможен!
Что заставило Термена проводить подобные исследования? Конечно, он не мог не знать об открытии голландского ученого-самоучки Антони ван Левенгука, который 1 сентября 1701 года разглядел в окуляре 200-кратного микроскопа собственной конструкции явление, позднее названное парадоксом скрытой жизни. В сухом песке, смоченном водой, микроорганизмы, выглядевшие засохшими и мертвыми, начали оживать. Если они снова оказывались без влаги, то опять переставали подавать признаки жизни. Смочишь их – оживут. И так без конца. Это были красные коловратки – микроскопические черви. Но они пробудили дерзкую мысль: что даровано Создателем червяку, разве не может быть дано человеку?
После Левенгука опыты по холодовому анабиозоу удавались многим исследователям – с растениями и некоторыми простейшими организмами. Но вот с теплокровными такой фокус не проходил. Почему?
Давайте, как в школе, для ответа на вопрос проделаем нехитрые опыты. Пластиковую бутылку с водой заморозим, а затем исследуем содержимое. Масса льда испещрена крупными и мелкими трещинами. Это потому, что замораживание и размораживание происходят неравномерно, внутри водной массы наблюдаются температурные перепады.
А теперь засунем в морозилку живой объект – куриное яйцо. Достав его в виде каменной льдышки, дадим яйцу оттаять. И увидим, что растрескалась не только скорлупа, – разрушилось все содержимое яйца. После оттаивания это уже не пищевой продукт, а тухлятина.
А если рассмотреть, что происходит с живой клеткой в процессе заморозки и оттаивания, на экране окуляра мы увидим фильм ужасов. Кристаллики льда кромсают клеточные стенки-мембраны, раздавливают и пронзают все внутренние структуры.
Те немногие организмы, которым природа даровала способность замораживаться и размораживаться, защищают свои клетки от режущих льдинок специальными криопротекторами. Человек, если б и сохранил их в процессе эволюции, должен был бы обладать еще и многоступенчатой системой захолаживания – чтобы исключить температурные перепады.
Поэтому прежде чем мечтать об анабиозе человека, следовало бы освоить гипотермию – процесс охлаждения тела в зоне положительных температур. Теплокровные и здесь аутсайдеры: для человека нижний температурный предел выживания (да и то с применением термоблокаторов, искусственно подавляющих терморегуляцию организма) составляет минус 18°С. Хоть на полградуса ниже – смерть. Вот почему крионика так и не развилась во всем мире в практическое научное направление.
Долгое время и удивительные опыты Термена казались оторванными от реальной жизни… Пока внезапно не оказалась при смерти секретарша академика Иоффе. У девушки открылась тяжелейшее воспаление легких. Молодой ученый был неравнодушен к очаровательной секретарше своего шефа. Зная о работе над созданием пенициллина, с помощью которого пневмонию удастся лечить, он хотел охладить умирающую, чтобы через несколько лет вернуть ее к жизни. Обратился к Иоффе и раскрыл карты. Великий физик понял Термена и поверил ему, но возразил: родственники ни за что не дадут добро на эксперимент.
Так Лев Сергеевич потерял возлюбленную, а наука – факт осуществленного анабиоза человека. Вскоре Термен был послан с особой миссией в США, а через десяток лет, по возвращении из «спецкомандировки», надежно упрятан в колымских лагерях. После оттепели ученый много лет не решался вспоминать о своих опытах по анабиозу и лишь в эпоху гласности, на 95-ом году жизни поведал мне эту невероятную историю.
Путешествие в разумный микромир
Еще об одном своем исследовании Лев Сергеевич ни разу не писал, а рассказывал только тем, к кому проникался особым доверием (вот и мне посчастливилось). Насколько мне известно, личный архив Термена загадочным образом исчез после смерти ученого из Архива Российской академии наук. Там могли быть какие-то документы, проливающие свет на удивительный эксперимент.
Быстро разбогатев в Америке от продажи терменвоксов и обучения игре на них, Лев Сергеевич получил достаточно средств для ведения собственных научных исследований по проблеме микроскопии времени, задуманных еще в годы совместной работы с академиком Иоффе в Ленинграде. Он осуществил замысел в 1932 году в своей нью-йоркской лаборатории с одобрения и при духовной поддержке Альберта Эйнштейна.
Итак, Термен рассуждал следующим образом. Когда мы рассматриваем в микроскоп бактерии, эритроциты, сперматозоиды, увеличивая объект в тысячи раз, почему-то совершаем одну и ту же детскую в своей нелепости ошибку: линейные размеры изменяем, а время протекания процессов оставляем неизменным. Неслучайно картина, которую мы наблюдаем в микроскоп, статична и мало информативна. Хорошо уяснив с помощью Эйнштейна, что пространство и время взаимосвязаны, он счел необходимым, обращаясь к микромиру, изменять масштаб времени сообразно изменению линейного масштаба.
Для этого Термен соорудил специальный лентопротяжный механизм, позволяющий ускорять бег кинопленки в камере в сотни раз. И начал вести киносъемку через окуляр микроскопа, соотнося увеличение объекта со скоростью движения ленты.
То, что возникло на экране, было фантастической сказкой, уносящей за сегодняшние пределы познания. Снимая сперматозоидов (здесь нет грамматической ошибки: использую форму склонения одушевленных существ), он увидел целую цивилизацию! Они разумны, они взамодействуют. У них есть четкая иерархия, есть армия, построения, турниры, в которых победитель умерщвляет побежденного. Отбор по признакам физических данных ведется в мире сперматозоидов постоянно. Вся их жизнь – подготовка к единственному состязанию, в котором сильнейший из сильных, опередив конкурентов, добирается до яйцеклетки.
Как рассказывал Лев Сергеевич, Эйнштейн знал о полученных результатах, сам не раз завороженно приникал к окуляру микроскопа, разглядывая таинственный живой микромир. Он признавал, что это – картинки из науки будущего.
Внезапный арест Термена положил конец небывалым исследованиям. Выйдя на свободу, Лев Сергеевич уже никогда к ним не возвращался. Не только потому, что в технически менее развитом Советском Союзе было нереально восстановить брошенную в Нью-Йорке лабораторию. Но, прежде всего потому, что наша материалистическая наука не позволяла даже сформулировать задачу наблюдения над разумом микросуществ. От искусственных ограничений, слава богу, наука избавилась. Но когда она сможет вернуться на интеллектуальный уровень, достигнутый Терменом более 70 лет назад?
Автор: Оракул №2 2006
Источник: anubis.sokrytoe.com
Одно время тридцатилетний радиофизик Термен работал в ленинградском Физико-техническом институте Академии наук у академика А. Ф. Иоффе.
Помимо разработки систем дальновидения (того, что вошло в нашу жизнь под названием телевидение), Лев Сергеевич втихаря проделывал опыты по анабиозу млекопитающих. Он охлаждал кошек до критической температуры 0°С и закапывал их бездыханные тельца на Кольском полуострове в вечной мерзлоте. Спустя некоторое время исследователь откапывал подопытных и успешно возвращал их к жизни.
читать дальше
Для современной биологии подобный результат не просто недостижим, но и теоретически невозможен!
Что заставило Термена проводить подобные исследования? Конечно, он не мог не знать об открытии голландского ученого-самоучки Антони ван Левенгука, который 1 сентября 1701 года разглядел в окуляре 200-кратного микроскопа собственной конструкции явление, позднее названное парадоксом скрытой жизни. В сухом песке, смоченном водой, микроорганизмы, выглядевшие засохшими и мертвыми, начали оживать. Если они снова оказывались без влаги, то опять переставали подавать признаки жизни. Смочишь их – оживут. И так без конца. Это были красные коловратки – микроскопические черви. Но они пробудили дерзкую мысль: что даровано Создателем червяку, разве не может быть дано человеку?
После Левенгука опыты по холодовому анабиозоу удавались многим исследователям – с растениями и некоторыми простейшими организмами. Но вот с теплокровными такой фокус не проходил. Почему?
Давайте, как в школе, для ответа на вопрос проделаем нехитрые опыты. Пластиковую бутылку с водой заморозим, а затем исследуем содержимое. Масса льда испещрена крупными и мелкими трещинами. Это потому, что замораживание и размораживание происходят неравномерно, внутри водной массы наблюдаются температурные перепады.
А теперь засунем в морозилку живой объект – куриное яйцо. Достав его в виде каменной льдышки, дадим яйцу оттаять. И увидим, что растрескалась не только скорлупа, – разрушилось все содержимое яйца. После оттаивания это уже не пищевой продукт, а тухлятина.
А если рассмотреть, что происходит с живой клеткой в процессе заморозки и оттаивания, на экране окуляра мы увидим фильм ужасов. Кристаллики льда кромсают клеточные стенки-мембраны, раздавливают и пронзают все внутренние структуры.
Те немногие организмы, которым природа даровала способность замораживаться и размораживаться, защищают свои клетки от режущих льдинок специальными криопротекторами. Человек, если б и сохранил их в процессе эволюции, должен был бы обладать еще и многоступенчатой системой захолаживания – чтобы исключить температурные перепады.
Поэтому прежде чем мечтать об анабиозе человека, следовало бы освоить гипотермию – процесс охлаждения тела в зоне положительных температур. Теплокровные и здесь аутсайдеры: для человека нижний температурный предел выживания (да и то с применением термоблокаторов, искусственно подавляющих терморегуляцию организма) составляет минус 18°С. Хоть на полградуса ниже – смерть. Вот почему крионика так и не развилась во всем мире в практическое научное направление.
Долгое время и удивительные опыты Термена казались оторванными от реальной жизни… Пока внезапно не оказалась при смерти секретарша академика Иоффе. У девушки открылась тяжелейшее воспаление легких. Молодой ученый был неравнодушен к очаровательной секретарше своего шефа. Зная о работе над созданием пенициллина, с помощью которого пневмонию удастся лечить, он хотел охладить умирающую, чтобы через несколько лет вернуть ее к жизни. Обратился к Иоффе и раскрыл карты. Великий физик понял Термена и поверил ему, но возразил: родственники ни за что не дадут добро на эксперимент.
Так Лев Сергеевич потерял возлюбленную, а наука – факт осуществленного анабиоза человека. Вскоре Термен был послан с особой миссией в США, а через десяток лет, по возвращении из «спецкомандировки», надежно упрятан в колымских лагерях. После оттепели ученый много лет не решался вспоминать о своих опытах по анабиозу и лишь в эпоху гласности, на 95-ом году жизни поведал мне эту невероятную историю.
Путешествие в разумный микромир
Еще об одном своем исследовании Лев Сергеевич ни разу не писал, а рассказывал только тем, к кому проникался особым доверием (вот и мне посчастливилось). Насколько мне известно, личный архив Термена загадочным образом исчез после смерти ученого из Архива Российской академии наук. Там могли быть какие-то документы, проливающие свет на удивительный эксперимент.
Быстро разбогатев в Америке от продажи терменвоксов и обучения игре на них, Лев Сергеевич получил достаточно средств для ведения собственных научных исследований по проблеме микроскопии времени, задуманных еще в годы совместной работы с академиком Иоффе в Ленинграде. Он осуществил замысел в 1932 году в своей нью-йоркской лаборатории с одобрения и при духовной поддержке Альберта Эйнштейна.
Итак, Термен рассуждал следующим образом. Когда мы рассматриваем в микроскоп бактерии, эритроциты, сперматозоиды, увеличивая объект в тысячи раз, почему-то совершаем одну и ту же детскую в своей нелепости ошибку: линейные размеры изменяем, а время протекания процессов оставляем неизменным. Неслучайно картина, которую мы наблюдаем в микроскоп, статична и мало информативна. Хорошо уяснив с помощью Эйнштейна, что пространство и время взаимосвязаны, он счел необходимым, обращаясь к микромиру, изменять масштаб времени сообразно изменению линейного масштаба.
Для этого Термен соорудил специальный лентопротяжный механизм, позволяющий ускорять бег кинопленки в камере в сотни раз. И начал вести киносъемку через окуляр микроскопа, соотнося увеличение объекта со скоростью движения ленты.
То, что возникло на экране, было фантастической сказкой, уносящей за сегодняшние пределы познания. Снимая сперматозоидов (здесь нет грамматической ошибки: использую форму склонения одушевленных существ), он увидел целую цивилизацию! Они разумны, они взамодействуют. У них есть четкая иерархия, есть армия, построения, турниры, в которых победитель умерщвляет побежденного. Отбор по признакам физических данных ведется в мире сперматозоидов постоянно. Вся их жизнь – подготовка к единственному состязанию, в котором сильнейший из сильных, опередив конкурентов, добирается до яйцеклетки.
Как рассказывал Лев Сергеевич, Эйнштейн знал о полученных результатах, сам не раз завороженно приникал к окуляру микроскопа, разглядывая таинственный живой микромир. Он признавал, что это – картинки из науки будущего.
Внезапный арест Термена положил конец небывалым исследованиям. Выйдя на свободу, Лев Сергеевич уже никогда к ним не возвращался. Не только потому, что в технически менее развитом Советском Союзе было нереально восстановить брошенную в Нью-Йорке лабораторию. Но, прежде всего потому, что наша материалистическая наука не позволяла даже сформулировать задачу наблюдения над разумом микросуществ. От искусственных ограничений, слава богу, наука избавилась. Но когда она сможет вернуться на интеллектуальный уровень, достигнутый Терменом более 70 лет назад?
Автор: Оракул №2 2006
Источник: anubis.sokrytoe.com