Хозяин для Мушки

[aura16]

Дима убрал листочек в карман, и они с Мушкой стали спускаться по лестнице. Она оглядывалась, но не рвалась с поводка, не выла, не заходилась лаем. Казалось, она смирилась…
— Привет, барбоска! — позвал Дима черную маленькую собачку. — Иди, угощу.
Собака не заставила себя уговаривать. Заходил из стороны в сторону лохматый хвостик, глазки-маслинки наполнились благодарностью, и короткие лапки шустро засеменили к Диме.
— Вот, держи! — он протянул собачке бордовую говяжью сардельку.
— Да у тебя сегодня праздник живота, Мушка? — раздалось за Диминой спиной.



Он обернулся, по ступенькам магазина спускался старичок. Седенький, согбенный годами, с палочкой в одной руке и раритетной авоськой в другой.
— Это ваша? — Дима кивнул на собачку, занятую сарделькой.
— Моя, — старичок смутился. — Вы уж простите, она у меня не очень воспитанная мадам — попрошайничает. А здесь у магазина ее знают и балуют. Вот она и пользуется...
Старичок закашлялся, остановился. А потом спросил у Димы:
— Вы не из нашего городишки? Я, конечно, всех не знаю...
— Не из вашего, — Дима кивнул. — Мы с бригадой здесь работаем. В пожарной части новые ворота устанавливаем. Когда договаривались, наниматель чего только не обещал. И жить, мол, будем на турбазе рядом, и питаться в столовой.
Но что-то пошло не так. В итоге: живем в вагончике, едим, то, что сами купим и приготовим. Хорошо, хоть магазин под боком есть.
— А я смотрю, вы собак любите. Мушке, вон, какую сардельку презентовали. Мясную. Она у меня дама не капризная, ее обычно чем попроще угощают, — похоже, старичку хотелось поговорить.
А Дима был и не против. Сентябрьское солнышко мягко пригревало, золотились кое-где желтые листики... Тихо, спокойно и так неохота было куда-то спешить. Поэтому он кивнул, поддерживая разговор:
— Люблю. Но до моей жены мне далеко. Она вообще сама не своя до собак. Ни одного беспризорника не пропустит. Всех пожалеет, накормит.
Если бы квадратные метры позволяли, думаю, она их всех домой бы забрала. А так всего двумя ограничилась. У нас тоже две девчонки живут. Одну на улице подобрали, вторая из приюта.
Старичок, казалось, чему-то обрадовался и спросил:
— Вы не очень торопитесь?
— Да нет, минут пятнадцать у меня еще точно есть, — ответил Дима.
— Тогда давайте присядем, — предложил старичок и кивнул на прилепившуюся к стене магазина скамейку. — Я у вас много времени не займу.
Дима удивился, но решил уважить старичка.
— Зовут меня Иван Петрович. Мою мадам, — он кивнул на собачку, — Мушка.
— Дмитрий, — представился Дима.
Старичок улыбнулся и продолжил:
— Я вам хочу рассказать одну историю. Постараюсь покороче. В общем, восемь лет назад жил я совсем один. Ни жены, ни детей, да и друзей-то — раз, два и обчелся.
Пенсия маленькая, но мне хватало. Много ли одинокому человеку в шестьдесят шесть лет нужно...
А в соседнем подъезде жил Васька-алкоголик. Буйный, скандальный, шумный. Но мне до него особого дела не было, как и ему до меня.
Только все однажды изменилось. Неизвестно, зачем этот обормот завел собаку и где он ее взял, но только несколько раз я встречал его с маленьким черным щенком.
Немного времени прошло, и щенок все чаще стал болтаться по улицам один. Худой, грязный, голодный.
Я пожалел собачку, думал, наигрался Васька и выбросил животинку. Взял собачку к себе. Покормил, отмыл, купил ошейник и поводок. Имя дал. Не знаю, озадачивался ли Васька такими пустяками.
В общем, стали мы с Мушкой жить-поживать, друг друга поддерживать. По Ваське она не скучала. Видно, плохо ей жилось у маргинала нашего.
Да и он про собаку не вспоминал: не искал, по соседям не спрашивал. Короче, я уже решил, что все у нас с Мушкой хорошо. Но ошибся...
Однажды на прогулке, совершенно невменяемый Васька встретил нас. Увидел Мушку, и что-то в его хмельном мозгу щелкнуло. Глаза кровью налились, набычился и на меня попер.
«Это ты, дед, мою собаку украл!» — говорит, и ручищи к лацканам плаща тянет.
«Да никого я не крал! — отступаю я. — Подобрал, когда собачка от голода едва на ногах держалась».
«Нет, украл! Собака моя! Изволь вернуть, а то...»
Тут он до меня таки дотянулся, да так тряхнул, что душа чуть не вылетела. Мушка этого терпеть не стала, вцепилась в Васькину ногу.
Заорал он благим матом, меня выпустил, Мушку ногой отпихнул. Да вот пьян был сильно, потому равновесие потерял и об асфальт грянулся...
Мы с Мушкой быстренько домой ретировались. Думал я, проспится Васька, да и, дай бог, забудет про собаку. Но он не забыл.
Явился ко мне на следующий день. Злющий с похмелья. Явился и потребовал: «Ты, дед, давай за мою собаку плати, коли хочешь ее себе оставить!»
Денег у меня — кот наплакал, до пенсии далеко... Но я уговорил Ваську принять от меня в качестве аванса пару бутылок. В шкафу на черный день стояли.
Тому это очень кстати пришлось. Трясущимися руками схватил мое подношение, про Мушку тут же забыл и побежал здоровье поправлять.
Догадывался я, что этим дело не кончится. И оказался прав. Васька теперь каждую пенсию меня навещать стал. Мзду за собаку требовал. Ну не мне с ним спорить. Проще было отдать эту самую мзду жидкой валютой.
Пил Васька много. А поэтому прожил недолго. Четыре года назад его не стало. Уснул в канаве зимой, да и замерз насмерть. А мы с Мушкой спокойно вздохнули.
Пусть и нехорошо это, но такое облегчение почувствовали — не передать.
Может, за эту нашу злую радость, а может, так просто, но счастье наше через несколько лет закончилось. Не так давно диагноз мне страшный поставили — онкология...
С деньгами стало совсем плохо. Пенсионерам болеть нельзя. Дорогое это «удовольствие», несмотря на все льготы.
Мушка, она словно поняла, что дела у нас совсем плохи, и решила мне помочь по-своему. Теперь вот еду сама у магазина добывает.
Посмотрит умильно, хвостом повиляет, глядишь, и угостят ее. Мне, конечно, стыдно, но не наказывать же собаку за это. Она-то, как лучше хочет. Извиняюсь, за мою мадам...
Только вот одно душу гложет в последнее время. Судя по всему, недолго мне осталось. Кто о Мушке позаботится, когда меня не станет?
Никому она в нашем городке не нужна. Одно дело сосиской иногда угостить, а другое дело на полное обеспечение взять животное. Я у некоторых спрашивал, не хотят они собачку. Глаза отводят, словно им передо мной неудобно, а помочь не хотят.
Вот я от отчаяния к тебе, Дмитрий, и пристал. Гляжу, человек ты вроде хороший. Да и сам, говоришь, животных любишь...
Возьми Мушку. Она замечательная: добрая, верная, умная. Может, не шибко красивая, но ведь не за красоту мы друзей любим.
Иван Петрович закончил свою печальную историю и с надеждой посмотрел на Диму. А у того прямо сердце рвалось на части. Был бы девчонкой-школьницей, ей-богу, заплакал бы.
Ох, как же он понимал сейчас свою жену, Лену, и жалел ее. Ведь у той при виде каждой брошенной четвероногой души так сердце рвалось...
Но солидному тридцатилетнему мужчине реветь негоже. Поэтому Дмитрий кашлянул, посмотрел на старика и сказал:
— С удовольствием возьму вашу мадам в семью. Вот через пару-тройку дней работу закончим, и милости прошу. Только она-то против не будет? Ведь восемь лет подругой вам верной была.
Старик воспрянул, посмотрел на Димку с благодарностью.
— Я поговорю с ней. Объясню, что так нужно. Она поймет, она умная, — зачастил он, потом похлопал рукой по колену: — Мушка, иди скорее, разговор есть.
Черная собачка, оторвалась от наблюдения за магазинной дверью и подбежала к старику.
— Мушка, познакомься с Димой. Он хороший человек, и жена у него добрая. А еще собак он любит. Тебе придется с ним поехать через несколько дней. В новом доме жить будешь.
Казалось, Мушка поняла старика. Черные глаза внимательно посмотрели на Диму, метнулись к хозяину. В них Димка увидел тоску. Или ему показалось...
Мушкин хвост больше не выписывал веселых зигзагов, лежал в пыли, уши поникли.
Иван Петрович повернулся к Диме:
— Погладь ее. Пусть почувствует, что у тебя добрые руки.
Димина ладонь прошлась по черной шерстке. Хвост вяло махнул в ответ...
Через несколько дней Дима, как и обещал, зашел перед отъездом к Ивану Петровичу. Тот вручил ему поводок с Мушкой, сумку с ее нехитрым приданым.
— Спасибо тебе огромное, — голос старика дрогнул, он опустил глаза, наклонился к Мушке: — Родная, так нужно. Мы с тобой обязательно еще встретимся...
Ведь у людей тоже есть своя радуга, на которую они уходят. Как и у собак. И эти радуги, наверняка где-то пересекаются, чтобы человек и собака нашли друг друга в лучшем мире. Я тебя там подожду, если что.
Старик отвернулся. Его худые плечи слегка подрагивали.
— До свидания, Иван Петрович, — тихо сказал Дима.
— Подожди, — старик сунул Диме в руку бумажный листок, — здесь я телефон записал. Звони, если что... Ну, мало ли...
Дима убрал листочек в карман, и они с Мушкой стали спускаться по лестнице. Она оглядывалась, но не рвалась с поводка, не выла, не заходилась лаем. Казалось, она смирилась.
— Димка, ну наконец-то! — Лена распахнула дверь, у ее ног вертелись, радостно тявкая, белая Тося и рыжая Фрося.
— А я не один, — Дима кивнул на тихую, молчаливую Мушку. — Подругу вам привел. Будьте с ней ласковы, девочки. У Мушки горе, так что прошу ее не теребить и с расспросами не лезть.
Мушка выбрала себе место под кухонным столом. Тося и Фрося попытались ее расшевелить, но Мушке было не до них.
Дима рассказывал жене ее печальную историю.
— Какой же ты молодец, что не прошел мимо! — дослушав, Лена промокнула рукавом толстовки глаза. — Я знала, что ты у меня добрый и чуткий. Хоть и ворчишь иногда.
Она заглянула под стол и шуганула двух приставучих подружек:
— Тося, Фрося, отстаньте от Мушки! Дайте ей в себя прийти. Потом поближе познакомитесь.
Те выскочили немного обиженные: «А мы что, мы ничего. Просто пытались быть дружелюбными!»
Мушка привыкала тяжело. Первое время лежала пластом в своем укрытии, ела мало и без аппетита, на прогулки выходила словно сомнамбула. Делала свои дела и замирала у ног хозяев, глядя, как носятся Тося и Фрося.
— Ну, иди побегай, Мушка, лапы разомни, с девчонками поиграй, — уговаривали ее Дима и Лена хором.
Но она и ухом не вела.
— Тоскует собака, как бы не заболела на почве стресса, — переживала Лена.
Дима соглашался:
— Вот ведь, хотел помочь, а получилось как-то не очень...
Но однажды дело сдвинулось с мертвой точки. Помогли неугомонные Тося и Фрося:
— Ну хватит тебе лежать. Двуногие наши за тебя переживают. Да и мы с Фроськой тоже, — белая Тося ткнула Мушку черным влажным носом.
— А вам-то что? — огрызнулась Мушка. — Вы своих хозяев не теряли.
— Да много ты о нас знаешь! — встряла рыжая Фрося. — Меня, вон, вообще из дома выкинули. Не нужна, сказали, проваливай. Как я выживала — это отдельный триллер.
А потом Лена меня нашла и спасла. Тоську в приют сдали. А там жизнь не сахар. Так что нечего из себя непонятую страдалицу строить. Давай рассказывай, что там у тебя случилось. Будем лечить твою депрессию.
И Мушка, вздохнув, поведала, как ее старенький хозяин нашел для нее новый дом, опасаясь, что скоро уйдет на свою человеческую радугу и некому будет позаботиться о Мушке.
— Обещал на прощание, что обязательно меня там дождется, — закончила свой рассказ Мушка.
— Да твой дед просто молодец. Человек с большой буквы! — махнула хвостиком белая Тося. — Подумал о тебе.
— И на радуге обещал подождать! Так чего же ты киснешь? Такой человек, раз уж обещал — точно дождется. Не вижу причин для вселенской тоски, — поддакнула подруге рыжая Фрося. — Живи пока: дай шанс новым хозяевам, бегай, играй, лопай, нюхай.
А потом, когда придет твое время, побежишь на встречу со своим дедом. Нет, короче, у тебя повода для черной меланхолии, только для светлой грусти. Вставай давай!
Мушка задумалась:
«А ведь правы малявки. Именно этого дедушка для меня и искал! Хорошего человека выбрал. Хотел, чтобы я жила счастливо. А я тут валяюсь, наплевав на все его труды».
Она встала и, расчувствовавшись, лизнула Фросю в нос, а потом и Тосю.
— Димка, иди скорей сюда, — Лена остановилась в дверях и позвала мужа громким шепотом. — Мушка вроде отошла от своей тоски. Вон с девчонками лобызается.
Дима выглянул из-за плеча жены:
— Слава богу!
Вскоре Мушка окончательно пришла в себя. Играла с Тосей и Фросей, любила полежать у ног Лены и Димы, иногда ворчала, изредка ругалась на шорохи за дверью...
В общем, вела себя, как любая нормальная восьмилетняя собака.
И только однажды, когда зима уже была на излете, случилось кое-что странное.
Мушка вынырнула из ноздреватого сугроба, который внимательно исследовала, села на грязный февральский снег, подняла голову к небу и завыла. У Димки прямо сердце зашлось. Он опустился рядом с Мушкой, погладил.
— Ну, что с тобой? Все ведь хорошо, — приговаривал он.
На следующий день что-то словно толкнуло Диму, он вынул из кармана рабочей куртки листок, сложенный вчетверо. Набрал номер Ивана Петровича, сам не понимая, зачем.
— Алло, кто это? — раздалось на том конце.
— Иван Петрович?
— Умер Ваня вчера, я его друг. А вы кто?
Но Дима уже положил трубку.
«Неужели собака почувствовала? Разве ж такое бывает?» — подумал он. Потом подошел к Мушке, потрепал ее по голове и спросил:
— Ты уже ведь все знаешь? Не представляю как, но знаешь?
Собачка смотрела на него глазами-маслинками, в которых затаились грусть и надежда...
«Знаю. Он будет ждать меня на радуге. Это я тоже знаю... Так что не переживай за меня!» — очень хотела сказать Мушка. Но она не умела говорить с двуногими, поэтому просто лизнула Димкину руку...
---АЛЁНА СЛЮСАРЕНКО---