Моя душа
— Да сколько можно! Вечно ты занят своими делами! — голос мамы звенел от напряжения. — Твой сын растет без отца!
— А ты? Только и умеешь, что придираться! — отвечал папа, с грохотом захлопывая ноутбук. — Думаешь, легко обеспечивать семью в наше время? Кто-то должен работать!
— Работать?! А как насчет его родительского собрания на прошлой неделе? Ты обещал прийти!
читать дальше
— У меня была важная встреча.
— У тебя всегда важная встреча!
Максим сидел в своей комнате, уткнувшись в подушку. Десятилетнему мальчишке казалось, что весь мир рушится. Опять. Как вчера. Как позавчера.
Почему они не могут просто поговорить спокойно?
На столе стояла фотография трехлетней давности — они все вместе на море. Папа держит его на плечах, мама смеется, брызги летят во все стороны. Тогда все было по-другому. Тогда они были счастливы?
Максим провел пальцем по стеклу рамки, стирая пыль. Когда все изменилось? Почему? И главное — почему никто не спрашивает его, каково ему все это слышать?
Он посмотрел на свой рюкзак. Тот стоял у письменного стола, готовый к завтрашней школе. Учебники, тетради, пенал. А что, если?
Мысль пришла внезапно, как вспышка молнии. Они не слышат его слов? Что ж, может, заметят его отсутствие?
Максим тихонько встал. Достал из рюкзака все школьные принадлежности и аккуратно сложил их на стол. Вместо них положил свой любимый свитер — тот самый, связанный бабушкой, теплый и пахнущий домом. Три яблока из вазы на столе. Небольшую бутылку воды. Подумав, добавил пачку печенья из своих тайных запасов.
Пусть поищут. Пусть поволнуются. Может, тогда поймут.
За дверью комнаты продолжался скандал.
— И вообще, я устала быть одна во всем этом! — голос мамы срывался.
— Ах ты одна? А кто последний год только и делает, что пропадает на своих курсах? "Самореализация", видите ли!
Максим осторожно приоткрыл дверь. Родители даже не заметили, как он проскользнул мимо них к входной двери.
На лестничной клетке пахло кошками и вчерашним борщом из квартиры снизу. Где-то на верхнем этаже играла музыка. Обычный вечер в обычной многоэтажке. Только сердце колотилось как сумасшедшее, а в горле стоял предательский ком.
Максим начал спускаться по лестнице, считая ступеньки. Один пролет. Второй. Третий. Родительские голоса все еще доносились через стены, становясь тише с каждым шагом.
На первом этаже он встретил соседку, тетю Валю, с пакетами из магазина.
— О, Максимка! Куда это ты на ночь глядя?
— Я в магазин, — соврал он, опустив глаза. — За хлебом.
— А-а-а, — протянула соседка. — Ну беги. Только не задерживайся, темнеет уже.
Если бы она только знала.
На улице моросил мелкий дождь. Такой противный, осенний — под стать настроению. Мелкие капли оседали на куртке, превращая ее в блестящий панцирь. Максим поежился и натянул капюшон поглубже.
Куда идти? Он знал. За их районом начинался лес. Там была его "секретная база" — место, куда он иногда приходил помечтать или просто побыть одному.
Старый дуб с раскидистыми ветвями и небольшая полянка под ним. Летом он приносил туда книжки и бутерброды, устраивался на толстом корне и читал часами. Это было его место. Только его.
Вот туда и пойду. Посижу там, пока не стемнеет. Пусть испугаются как следует.
Но у судьбы были другие планы.
Путь до леса занял минут двадцать. Максим шел быстро, почти бежал, словно пытаясь убежать от собственных мыслей. Мимо проносились однотипные многоэтажки, детская площадка с облезлыми качелями, маленький магазинчик на углу. Город постепенно редел, уступая место частному сектору с его покосившимися заборами и лающими собаками.
Почему-то вспомнился Рекс — их старый пес, умерший три года назад. Вот когда все начало меняться. После его смерти папа стал больше работать, мама погрузилась в свои курсы и хобби, а дом словно опустел.
Лес встретил его привычным шелестом листьев и запахом прелой листвы. Тропинка, ведущая к "базе", петляла между деревьев. Максим знал здесь каждый поворот, каждый приметный камень или корягу. Вот поваленное бревно, похожее на спящего крокодила. Вот раздвоенная береза, будто застывшая в танце.
Стоп.
Что-то было не так.
Он остановился, озираясь по сторонам. Бревно-крокодил исчезло. Березы-танцовщицы тоже нигде не было видно. Вместо знакомых ориентиров вокруг стояли совершенно чужие деревья.
Я что, свернул не туда?
Деревья вокруг становились все незнакомее. Тропинка превратилась в едва заметную полоску примятой травы, а потом и вовсе исчезла. Влажная листва чавкала под ногами, цепляясь за кроссовки.
— Ничего страшного, — пробормотал Максим, стараясь унять нарастающую панику. — Сейчас вернусь назад.
Но "назад" оказалось в совершенно другом месте. Он шел и шел, но вместо города впереди были только деревья. Бесконечные деревья.
Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая верхушки в оранжевый цвет. А внизу, между стволов, сгущались сумерки. И страх.
Неужели заблудился?!
Эта мысль ударила, как молния. В горле пересохло. Ноги стали ватными. Где-то вдалеке ухнула сова, заставив Максима вздрогнуть.
— Мама, — прошептал он.
Теперь ему было уже не до обиды. Он просто хотел домой. К маминым оладьям по утрам. К папиному смеху, когда они играли в приставку. К теплу и уюту их квартиры. К их ссорам, в конце концов — сейчас даже они казались такими родными и безобидными.
Но лес молчал. Только ветер шумел в кронах деревьев, да где-то вдалеке каркала ворона. А может, и не ворона вовсе.
Максим побрел наугад, надеясь выйти хоть куда-нибудь. Ноги путались в высокой траве, ветки цеплялись за куртку, словно пытаясь удержать. В животе заурчало — он не обедал сегодня, а яблоки в рюкзаке казались такими неаппетитными.
А потом он споткнулся о корень и упал.
Удар. Острая боль в колене. Порванные джинсы. И слезы — горячие, беспомощные.
— Помогите! — закричал он, уже не сдерживаясь. — Кто-нибудь! Пожалуйста!
Но никто не ответил. Только эхо отразилось от деревьев: "...алуйста... алуйста... ста..."
Холод пробирал до костей, несмотря на куртку. Промокшие кроссовки противно чавкали при каждом движении. Максим сидел, прижавшись спиной к большому дереву, и дрожал. От страха и от холода.
Где-то вдалеке завыл волк. Или показалось? В темноте каждый шорох казался угрозой, каждая тень — монстром из ночных кошмаров.
А потом в темноте мелькнула тень. Настоящая.
Сердце забилось где-то в горле. Волк?! Медведь?! В городских лесах же не водятся медведи, правда? Правда?!
Но это оказался пес. Большой, лохматый, с умными глазами, поблескивающими в темноте. Он вышел на маленькую полянку, где сидел Максим, и остановился, склонив голову набок.
— П-привет, — прошептал мальчик, не зная, радоваться или бояться.
Пес сделал шаг вперед. Потом еще один. Максим затаил дыхание. Собака явно была бездомной — свалявшаяся шерсть, худые бока, старый шрам на морде. Но в глазах была какая-то человеческая мудрость.
А потом пес просто подошел и лег рядом, прижавшись теплым боком.
И сразу стало не так страшно.
— Ты тоже один? — спросил Максим, осторожно погладив косматую шерсть.
Пес тихонько вздохнул, словно отвечая: "Да".
— Меня зовут Максим. А тебя... может, Бобик? — он сам не знал, почему выбрал именно это имя. Может, потому что оно казалось таким простым и добрым?
Пес поднял голову и лизнул мальчика в щеку шершавым языком.
— Значит, Бобик, — улыбнулся Максим сквозь слезы. — Знаешь, а я сбежал из дома. Глупо, да?
Бобик положил голову ему на колени, и Максим начал говорить. Обо всем. О родителях, которые никак не могут найти общий язык. О том, как ему одиноко дома. О старом Рексе, которого до сих пор не хватает. О том, как страшно, когда кажется, что твой мир рушится.
Эта ночь была самой длинной в его жизни. Луна изредка выглядывала из-за туч, бросая призрачные тени на землю. Где-то ухали совы, шуршали в кустах ночные зверьки.
Максим то проваливался в беспокойный сон, то просыпался от каждого шороха. Но каждый раз, открывая глаза, чувствовал рядом теплое собачье тело. Бобик не отходил ни на шаг, словно понимая, как важно сейчас быть рядом.
К утру одежда отсырела от росы. Желудок сводило от голода. Максим достал из рюкзака яблоко — последнее — разломил пополам и протянул часть Бобику.
— Держи, друг. Прости, что так мало.
Пес аккуратно взял угощение, деликатно, будто понимая, что это — все, что есть. А потом вдруг встал и потянул Максима за рукав куртки.
— Ты хочешь куда-то идти?
Гав! — ответ прозвучал уверенно и решительно.
— Ты знаешь дорогу?
Бобик снова потянул его за рукав, глядя умными карими глазами. В них читалось что-то такое, от чего хотелось верить.
И они пошли. Пес впереди, мальчик следом. Солнце медленно ползло по небу, то появляясь, то скрываясь за облаками. Время тянулось бесконечно. Ноги болели все сильнее — вчерашнее падение не прошло даром. В горле пересохло — вода в бутылке давно закончилась.
— Бобик, — позвал Максим хриплым голосом, — может, отдохнем?
Пес остановился, внимательно посмотрел на мальчика и свернул к поваленному дереву. Здесь было относительно сухо, и даже пробивался солнечный луч.
— Как думаешь, — спросил Максим, устраиваясь на стволе, — меня ищут?
Бобик положил голову ему на колени и тихонько заскулил.
— Наверное, мама с папой волнуются, — он представил, как они обнаружили пустую комнату. Как звонили всем знакомым. — Я не хотел их напугать, правда. Просто хотел, чтобы они перестали ругаться. Чтобы услышали меня.
Пес лизнул его руку, словно говоря: "Понимаю".
— Знаешь, а ведь раньше все было по-другому, — продолжил Максим, рассеянно почесывая Бобика за ухом. — Мы ходили в парк по выходным. Папа учил меня кататься на велосипеде, а мама снимала на телефон и смеялась, когда я падал. А потом мы все вместе ели мороженое.
Он замолчал, чувствуя, как к горлу подступает ком. Бобик тихонько заскулил и ткнулся носом в щеку мальчика.
— Пойдем дальше? — спросил Максим, вытирая глаза рукавом куртки.
К вечеру второго дня силы начали покидать его. Он все чаще спотыкался, все дольше отдыхал. Бобик не отходил ни на шаг, поддерживая и подбадривая.
Когда Максим падал, пес помогал ему подняться, подставляя свое крепкое плечо. Когда мальчик останавливался, тяжело дыша, собака ждала рядом, внимательно следя за каждым движением.
— Бобик, — прошептал Максим, в очередной раз опускаясь на землю, — я больше не могу.
Его трясло от холода и усталости. Желудок давно перестал урчать, превратившись в тугой узел боли. Губы потрескались от жажды.
А потом случилось чудо.
Где-то вдалеке послышались голоса. Сначала такие тихие, что Максим решил — показалось. Но Бобик вдруг насторожился, уши встали торчком.
— Максим! Максим! Где ты?!
— Мама? — прошептал мальчик пересохшими губами.
— Давайте проверим этот участок! — донесся незнакомый мужской голос. — Собаки что-то чуют!
Бобик вдруг сорвался с места и побежал на голоса.
— Бобик! Не уходи! — закричал Максим из последних сил. Страх остаться одному придал ему сил, и он попытался встать. — Пожалуйста!
Но собака уже скрылась между деревьев.
Он бросил меня.
Максим сполз по стволу дерева на землю. Слезы текли по грязным щекам, оставляя светлые дорожки. Он так устал. Так замерз.
— Я что-то слышал! Там! За теми деревьями!
— Смотрите, собака! Она что-то хочет показать!
— Максим!!!
— Мама, — прошептал он.
Дальше все было как в тумане. Крики. Объятия. Слезы. Чьи-то руки, закутывающие его в теплое одеяло. Мамино лицо, мокрое от слез. Папины дрожащие пальцы, гладящие его по голове.
Чья-то фляжка с горячим чаем. Вспышки фотоаппаратов — кажется, приехали журналисты. И Бобик — счастливый, с высунутым языком, виляющий хвостом, как будто говорящий: "Ну вот, я же обещал!"
Позже Максим узнал, что его искали больше суток. Были задействованы полиция, МЧС, волонтеры. Прочесывали лес квадрат за квадратом. Родители не спали все это время, участвуя в поисках.
— Он спас меня, — говорил Максим уже дома, сидя между родителями на диване. На журнальном столике дымились чашки с какао, в воздухе пахло свежей выпечкой — мама испекла. — Грел всю ночь. Защищал. И привел вас ко мне.
Мама плакала, прижимая его к себе. Папа молча гладил по голове, и Максим видел, как блестят его глаза.
— Простите меня, — прошептал мальчик. — Я больше никогда...
— Нет, сынок, — перебил папа, и его голос дрогнул. — Это ты нас прости. Мы были слишком заняты своими ссорами. Не замечали, как тебе тяжело.
— Все будет по-другому, — добавила мама, вытирая слезы. — Обещаем. Правда, Сереж?
— Правда, Тань, — папа обнял их обоих. — Мы больше не подведем тебя, сын.
А у ног устроился Бобик — теперь уже чистый, накормленный и абсолютно довольный жизнью. Ветеринар, осмотревший его, сказал, что псу около пяти лет, и он явно когда-то жил в семье — слишком хорошо понимает людей.
— Он останется с нами? — с надеждой спросил Максим, почесывая Бобика за ухом.
Родители переглянулись.
— Конечно, — улыбнулся папа. — Он же теперь часть нашей семьи. Верно, Бобик?
Гав! — ответ прозвучал как торжественная клятва.
Прошел год. В квартире Максима многое изменилось. Появилась собачья миска и лежанка в углу гостиной — хотя Бобик все равно предпочитал спать в комнате мальчика.
На стене висит фотография: счастливая семья из четырех — мама, папа, мальчик и большой лохматый пес. Все улыбаются, даже Бобик, кажется, улыбается своей собачьей улыбкой.
Теперь по выходным они снова ходят в парк — все вместе. Папа научил Максима играть в футбол, и Бобик с удовольствием выполняет роль вратаря. Мама завела блог о домашней выпечке — говорит, поняла, что самореализация начинается дома. А еще в доме больше не кричат.
Теперь здесь говорят. Слушают. Понимают.
И каждый вечер, перед сном, Максим обнимает своего лохматого друга и шепчет:
— Спасибо, Бобик.
А пес в ответ тихонько вздыхает, словно говоря: "Не за что, друг. Не за что."
dzen.ru/a/Z6yDDc4RMAHvEuP5
— А ты? Только и умеешь, что придираться! — отвечал папа, с грохотом захлопывая ноутбук. — Думаешь, легко обеспечивать семью в наше время? Кто-то должен работать!
— Работать?! А как насчет его родительского собрания на прошлой неделе? Ты обещал прийти!
— У меня была важная встреча.
— У тебя всегда важная встреча!
Максим сидел в своей комнате, уткнувшись в подушку. Десятилетнему мальчишке казалось, что весь мир рушится. Опять. Как вчера. Как позавчера.
Почему они не могут просто поговорить спокойно?
На столе стояла фотография трехлетней давности — они все вместе на море. Папа держит его на плечах, мама смеется, брызги летят во все стороны. Тогда все было по-другому. Тогда они были счастливы?
Максим провел пальцем по стеклу рамки, стирая пыль. Когда все изменилось? Почему? И главное — почему никто не спрашивает его, каково ему все это слышать?
Он посмотрел на свой рюкзак. Тот стоял у письменного стола, готовый к завтрашней школе. Учебники, тетради, пенал. А что, если?
Мысль пришла внезапно, как вспышка молнии. Они не слышат его слов? Что ж, может, заметят его отсутствие?
Максим тихонько встал. Достал из рюкзака все школьные принадлежности и аккуратно сложил их на стол. Вместо них положил свой любимый свитер — тот самый, связанный бабушкой, теплый и пахнущий домом. Три яблока из вазы на столе. Небольшую бутылку воды. Подумав, добавил пачку печенья из своих тайных запасов.
Пусть поищут. Пусть поволнуются. Может, тогда поймут.
За дверью комнаты продолжался скандал.
— И вообще, я устала быть одна во всем этом! — голос мамы срывался.
— Ах ты одна? А кто последний год только и делает, что пропадает на своих курсах? "Самореализация", видите ли!
Максим осторожно приоткрыл дверь. Родители даже не заметили, как он проскользнул мимо них к входной двери.
На лестничной клетке пахло кошками и вчерашним борщом из квартиры снизу. Где-то на верхнем этаже играла музыка. Обычный вечер в обычной многоэтажке. Только сердце колотилось как сумасшедшее, а в горле стоял предательский ком.
Максим начал спускаться по лестнице, считая ступеньки. Один пролет. Второй. Третий. Родительские голоса все еще доносились через стены, становясь тише с каждым шагом.
На первом этаже он встретил соседку, тетю Валю, с пакетами из магазина.
— О, Максимка! Куда это ты на ночь глядя?
— Я в магазин, — соврал он, опустив глаза. — За хлебом.
— А-а-а, — протянула соседка. — Ну беги. Только не задерживайся, темнеет уже.
Если бы она только знала.
На улице моросил мелкий дождь. Такой противный, осенний — под стать настроению. Мелкие капли оседали на куртке, превращая ее в блестящий панцирь. Максим поежился и натянул капюшон поглубже.
Куда идти? Он знал. За их районом начинался лес. Там была его "секретная база" — место, куда он иногда приходил помечтать или просто побыть одному.
Старый дуб с раскидистыми ветвями и небольшая полянка под ним. Летом он приносил туда книжки и бутерброды, устраивался на толстом корне и читал часами. Это было его место. Только его.
Вот туда и пойду. Посижу там, пока не стемнеет. Пусть испугаются как следует.
Но у судьбы были другие планы.
Путь до леса занял минут двадцать. Максим шел быстро, почти бежал, словно пытаясь убежать от собственных мыслей. Мимо проносились однотипные многоэтажки, детская площадка с облезлыми качелями, маленький магазинчик на углу. Город постепенно редел, уступая место частному сектору с его покосившимися заборами и лающими собаками.
Почему-то вспомнился Рекс — их старый пес, умерший три года назад. Вот когда все начало меняться. После его смерти папа стал больше работать, мама погрузилась в свои курсы и хобби, а дом словно опустел.
Лес встретил его привычным шелестом листьев и запахом прелой листвы. Тропинка, ведущая к "базе", петляла между деревьев. Максим знал здесь каждый поворот, каждый приметный камень или корягу. Вот поваленное бревно, похожее на спящего крокодила. Вот раздвоенная береза, будто застывшая в танце.
Стоп.
Что-то было не так.
Он остановился, озираясь по сторонам. Бревно-крокодил исчезло. Березы-танцовщицы тоже нигде не было видно. Вместо знакомых ориентиров вокруг стояли совершенно чужие деревья.
Я что, свернул не туда?
Деревья вокруг становились все незнакомее. Тропинка превратилась в едва заметную полоску примятой травы, а потом и вовсе исчезла. Влажная листва чавкала под ногами, цепляясь за кроссовки.
— Ничего страшного, — пробормотал Максим, стараясь унять нарастающую панику. — Сейчас вернусь назад.
Но "назад" оказалось в совершенно другом месте. Он шел и шел, но вместо города впереди были только деревья. Бесконечные деревья.
Солнце медленно клонилось к закату, окрашивая верхушки в оранжевый цвет. А внизу, между стволов, сгущались сумерки. И страх.
Неужели заблудился?!
Эта мысль ударила, как молния. В горле пересохло. Ноги стали ватными. Где-то вдалеке ухнула сова, заставив Максима вздрогнуть.
— Мама, — прошептал он.
Теперь ему было уже не до обиды. Он просто хотел домой. К маминым оладьям по утрам. К папиному смеху, когда они играли в приставку. К теплу и уюту их квартиры. К их ссорам, в конце концов — сейчас даже они казались такими родными и безобидными.
Но лес молчал. Только ветер шумел в кронах деревьев, да где-то вдалеке каркала ворона. А может, и не ворона вовсе.
Максим побрел наугад, надеясь выйти хоть куда-нибудь. Ноги путались в высокой траве, ветки цеплялись за куртку, словно пытаясь удержать. В животе заурчало — он не обедал сегодня, а яблоки в рюкзаке казались такими неаппетитными.
А потом он споткнулся о корень и упал.
Удар. Острая боль в колене. Порванные джинсы. И слезы — горячие, беспомощные.
— Помогите! — закричал он, уже не сдерживаясь. — Кто-нибудь! Пожалуйста!
Но никто не ответил. Только эхо отразилось от деревьев: "...алуйста... алуйста... ста..."
Холод пробирал до костей, несмотря на куртку. Промокшие кроссовки противно чавкали при каждом движении. Максим сидел, прижавшись спиной к большому дереву, и дрожал. От страха и от холода.
Где-то вдалеке завыл волк. Или показалось? В темноте каждый шорох казался угрозой, каждая тень — монстром из ночных кошмаров.
А потом в темноте мелькнула тень. Настоящая.
Сердце забилось где-то в горле. Волк?! Медведь?! В городских лесах же не водятся медведи, правда? Правда?!
Но это оказался пес. Большой, лохматый, с умными глазами, поблескивающими в темноте. Он вышел на маленькую полянку, где сидел Максим, и остановился, склонив голову набок.
— П-привет, — прошептал мальчик, не зная, радоваться или бояться.
Пес сделал шаг вперед. Потом еще один. Максим затаил дыхание. Собака явно была бездомной — свалявшаяся шерсть, худые бока, старый шрам на морде. Но в глазах была какая-то человеческая мудрость.
А потом пес просто подошел и лег рядом, прижавшись теплым боком.
И сразу стало не так страшно.
— Ты тоже один? — спросил Максим, осторожно погладив косматую шерсть.
Пес тихонько вздохнул, словно отвечая: "Да".
— Меня зовут Максим. А тебя... может, Бобик? — он сам не знал, почему выбрал именно это имя. Может, потому что оно казалось таким простым и добрым?
Пес поднял голову и лизнул мальчика в щеку шершавым языком.
— Значит, Бобик, — улыбнулся Максим сквозь слезы. — Знаешь, а я сбежал из дома. Глупо, да?
Бобик положил голову ему на колени, и Максим начал говорить. Обо всем. О родителях, которые никак не могут найти общий язык. О том, как ему одиноко дома. О старом Рексе, которого до сих пор не хватает. О том, как страшно, когда кажется, что твой мир рушится.
Эта ночь была самой длинной в его жизни. Луна изредка выглядывала из-за туч, бросая призрачные тени на землю. Где-то ухали совы, шуршали в кустах ночные зверьки.
Максим то проваливался в беспокойный сон, то просыпался от каждого шороха. Но каждый раз, открывая глаза, чувствовал рядом теплое собачье тело. Бобик не отходил ни на шаг, словно понимая, как важно сейчас быть рядом.
К утру одежда отсырела от росы. Желудок сводило от голода. Максим достал из рюкзака яблоко — последнее — разломил пополам и протянул часть Бобику.
— Держи, друг. Прости, что так мало.
Пес аккуратно взял угощение, деликатно, будто понимая, что это — все, что есть. А потом вдруг встал и потянул Максима за рукав куртки.
— Ты хочешь куда-то идти?
Гав! — ответ прозвучал уверенно и решительно.
— Ты знаешь дорогу?
Бобик снова потянул его за рукав, глядя умными карими глазами. В них читалось что-то такое, от чего хотелось верить.
И они пошли. Пес впереди, мальчик следом. Солнце медленно ползло по небу, то появляясь, то скрываясь за облаками. Время тянулось бесконечно. Ноги болели все сильнее — вчерашнее падение не прошло даром. В горле пересохло — вода в бутылке давно закончилась.
— Бобик, — позвал Максим хриплым голосом, — может, отдохнем?
Пес остановился, внимательно посмотрел на мальчика и свернул к поваленному дереву. Здесь было относительно сухо, и даже пробивался солнечный луч.
— Как думаешь, — спросил Максим, устраиваясь на стволе, — меня ищут?
Бобик положил голову ему на колени и тихонько заскулил.
— Наверное, мама с папой волнуются, — он представил, как они обнаружили пустую комнату. Как звонили всем знакомым. — Я не хотел их напугать, правда. Просто хотел, чтобы они перестали ругаться. Чтобы услышали меня.
Пес лизнул его руку, словно говоря: "Понимаю".
— Знаешь, а ведь раньше все было по-другому, — продолжил Максим, рассеянно почесывая Бобика за ухом. — Мы ходили в парк по выходным. Папа учил меня кататься на велосипеде, а мама снимала на телефон и смеялась, когда я падал. А потом мы все вместе ели мороженое.
Он замолчал, чувствуя, как к горлу подступает ком. Бобик тихонько заскулил и ткнулся носом в щеку мальчика.
— Пойдем дальше? — спросил Максим, вытирая глаза рукавом куртки.
К вечеру второго дня силы начали покидать его. Он все чаще спотыкался, все дольше отдыхал. Бобик не отходил ни на шаг, поддерживая и подбадривая.
Когда Максим падал, пес помогал ему подняться, подставляя свое крепкое плечо. Когда мальчик останавливался, тяжело дыша, собака ждала рядом, внимательно следя за каждым движением.
— Бобик, — прошептал Максим, в очередной раз опускаясь на землю, — я больше не могу.
Его трясло от холода и усталости. Желудок давно перестал урчать, превратившись в тугой узел боли. Губы потрескались от жажды.
А потом случилось чудо.
Где-то вдалеке послышались голоса. Сначала такие тихие, что Максим решил — показалось. Но Бобик вдруг насторожился, уши встали торчком.
— Максим! Максим! Где ты?!
— Мама? — прошептал мальчик пересохшими губами.
— Давайте проверим этот участок! — донесся незнакомый мужской голос. — Собаки что-то чуют!
Бобик вдруг сорвался с места и побежал на голоса.
— Бобик! Не уходи! — закричал Максим из последних сил. Страх остаться одному придал ему сил, и он попытался встать. — Пожалуйста!
Но собака уже скрылась между деревьев.
Он бросил меня.
Максим сполз по стволу дерева на землю. Слезы текли по грязным щекам, оставляя светлые дорожки. Он так устал. Так замерз.
— Я что-то слышал! Там! За теми деревьями!
— Смотрите, собака! Она что-то хочет показать!
— Максим!!!
— Мама, — прошептал он.
Дальше все было как в тумане. Крики. Объятия. Слезы. Чьи-то руки, закутывающие его в теплое одеяло. Мамино лицо, мокрое от слез. Папины дрожащие пальцы, гладящие его по голове.
Чья-то фляжка с горячим чаем. Вспышки фотоаппаратов — кажется, приехали журналисты. И Бобик — счастливый, с высунутым языком, виляющий хвостом, как будто говорящий: "Ну вот, я же обещал!"
Позже Максим узнал, что его искали больше суток. Были задействованы полиция, МЧС, волонтеры. Прочесывали лес квадрат за квадратом. Родители не спали все это время, участвуя в поисках.
— Он спас меня, — говорил Максим уже дома, сидя между родителями на диване. На журнальном столике дымились чашки с какао, в воздухе пахло свежей выпечкой — мама испекла. — Грел всю ночь. Защищал. И привел вас ко мне.
Мама плакала, прижимая его к себе. Папа молча гладил по голове, и Максим видел, как блестят его глаза.
— Простите меня, — прошептал мальчик. — Я больше никогда...
— Нет, сынок, — перебил папа, и его голос дрогнул. — Это ты нас прости. Мы были слишком заняты своими ссорами. Не замечали, как тебе тяжело.
— Все будет по-другому, — добавила мама, вытирая слезы. — Обещаем. Правда, Сереж?
— Правда, Тань, — папа обнял их обоих. — Мы больше не подведем тебя, сын.
А у ног устроился Бобик — теперь уже чистый, накормленный и абсолютно довольный жизнью. Ветеринар, осмотревший его, сказал, что псу около пяти лет, и он явно когда-то жил в семье — слишком хорошо понимает людей.
— Он останется с нами? — с надеждой спросил Максим, почесывая Бобика за ухом.
Родители переглянулись.
— Конечно, — улыбнулся папа. — Он же теперь часть нашей семьи. Верно, Бобик?
Гав! — ответ прозвучал как торжественная клятва.
Прошел год. В квартире Максима многое изменилось. Появилась собачья миска и лежанка в углу гостиной — хотя Бобик все равно предпочитал спать в комнате мальчика.
На стене висит фотография: счастливая семья из четырех — мама, папа, мальчик и большой лохматый пес. Все улыбаются, даже Бобик, кажется, улыбается своей собачьей улыбкой.
Теперь по выходным они снова ходят в парк — все вместе. Папа научил Максима играть в футбол, и Бобик с удовольствием выполняет роль вратаря. Мама завела блог о домашней выпечке — говорит, поняла, что самореализация начинается дома. А еще в доме больше не кричат.
Теперь здесь говорят. Слушают. Понимают.
И каждый вечер, перед сном, Максим обнимает своего лохматого друга и шепчет:
— Спасибо, Бобик.
А пес в ответ тихонько вздыхает, словно говоря: "Не за что, друг. Не за что."
dzen.ru/a/Z6yDDc4RMAHvEuP5