СВЕРХТАЙНЫЙ ДНЕВНИК ЛЬВА ТОЛСТОГО
Александр Дегтярёв,
литературовед,
лауреат премии Союза журналистов России
И вот являлась она, с длинной чёрной косой, высокой грудью, всегда печальная и прекрасная, с обнажёнными руками, с сладострастными объятиями. Она любила меня...
Лев Толстой, «Юность»
До недавнего времени существовало две версии посещения Львом Толстым (без вездесущей жены) Воронежского края весной 1894 года. По первой, он проведал на хуторе Ржевск Острогожского уезда Владимира Григорьевича Черткова по делам существовавшего к тому времени уже десять лет издательства «Посредник». Согласно другой, наведывался в воронежские места, чтобы собрать материалы для новой редакции повести «Холстомер».
Но есть и третья, малоизвестная версия, интерес к которой проявляли великие русские писатели Михаил Александрович Шолохов и Виктор Петрович Астафьев. Во всяком случае, вопросы по поводу её они не раз задавали воронежскому краеведу Григорию Фёдоровичу Чистоклетову. Однако Григорий Фёдорович считал, что время для сенсационной публикации не пришло, а возможно, и не придёт никогда... читать дальше
...На протяжении почти полутора веков Воронежская губерния была самым крупным духовным центром движения скопцов. Последователи Кондратия Селиванова считали, что спасти свою душу на Руси можно лишь борьбой с плотью радикальным путём - оскоплением. Новообращённые завещали своё имущество на «благое дело» - на эти средства у помещиков выкупались крепостные крестьяне. Главная задача селиванов-цев: объединить под своими знамёнами 144 000 кастратов - по числу избранных для Страшного суда, и привести на пост главы правительства Российской империи Кондратия Селиванова.
Первоначально акт оскопления заключался в «огненном крещении» - отжигании у мужчин и женщин раскалённым железом части первичных и вторичных половых органов. Согласиться на такое могли единицы, уж слишком болезненной была операция. Кроме того, новообращённый должен был соблюдать пять обетов: отказаться от секса, мяса, алкоголя, посещения православных церквей и употребления бранных слов.
Потом решено было перенять опыт палестинцев, которые на заре христианства оскоплялись «малой печатью», или «первой чистотой», с помощью режущего инструмента - ножей, кос, серпов, бритв и топоров.
Однако тут же начались споры, считать ли такого обращённого настоящим скопцом. В итоге решили ампутировать и детородный орган - «ключ бездны». В результате таких операций на теле оставался только овальный шрам - «большая царская печать». Высшей степенью
посвящения считалось выжигание после этого на теле распятия и пяти ран Христовых. Полагали, что «вторая чистота» окончательно заглушает властный зов плоти.
В 1770-е годы инвалидами из-за оскопления стало довольно большое число воронежцев. Десятки жертв дикого обряда вообще погибли. В итоге Екатерина II издала указ, обязывающий местные власти целенаправленно выявлять изуверов и отправлять их на каторгу на 15 лет. За последующие 140 с лишним лет в Сибирь этапировали десятки тысяч «божьих» людей. Но несмотря на это секта оказалась удивительно живучей.
Общежития - «корабли» скопцов - продолжали действовать в пригороде Борисоглебска (тогдашней Тамбовской губернии), во многих сёлах самой Воронежской губернии, в том числе вблизи от поместья Черткова. Между собой они поддерживали весьма тесные контакты.
Льва Николаевича больше всего поразило то, что его книги наиболее читаемы именно в среде скопцов. Начиная с «Войны и мира» и заканчивая публицистикой. В издательстве «Посредник» эти люди стали постоянными заказчиками, для них даже предусматривались особые скидки и льготы.
Особенно большой интерес скопцов [ вызвало сочинение Толстого «Исследование догматического богословия», над которым он работал с 1879-го по 1884 год. [ В России оно было запрещено, у нас подпольно расходилось его женевское издание. Именно кастраты взялись за распространение «Богословия». Известный сектант Чуев из Коротоякского уезда говорил: «Граф Толстой - дюже убедительный старик».
С еретиками великого писателя объединило критическое отношение к официальному христианству, а также мученичество [по поводу вопроса пола, точнее - секса. Свои страсти Толстой откровенно отражал в дневниках: сначала - «личном», потом - «тайном», под конец жизни - в сверхтайном «Дневнике для самого себя». По этим записям можно проследить, как в 14 лет близорукий сероглазый Лев стал свидетелем сексуального «урока», устроенного старшим братом и горничной Машей. В16 лет будущий классик расстался с невинностью в публичном доме. Чувственность достигла пика в возрасте 24 лет. Дневник свидетельствует: «Пьяный Епишка вчера сказал, что с Соломонией дело на лад идёт. Хотелось бы мне её взять...»
В 25 лет, судя по дневнику, половые потребности фигурируют в числе самых срочных дел. Тем не менее на женщин Толстой уже тогда смотрел как на источник греха и разврата; а на брак - как на большую и не весьма полезную уступку «телесному человеку». Не видел ничего плохого в том, чтобы род человеческий вообще прекратился.
Наконец, на смену однодневкам приходит постоянная пассия - яснополянская молодуха Аксинья Базыкина, муж которой был отправлен на заработки в город. Толстой посвятил Аксинье, на которой чуть было не женился, свою замечательную повесть «Дьявол» о том, что победить сладострастие можно убив или себя, или её...
...Спустя какое-то время после общения со Львом Николаевичем известная революционерка М. Ф. Ветрова сожгла себя, облившись керосином. В «Крейцеровой сонате» муж казнит жену. Смертью заканчиваются противоречия между супругами и в «Живом трупе».
Возможный третий путь, тот самый, который выбрали десятки, если не сотни тысяч скопцов, тогда ещё не приходил Льву Николаевичу в голову.
О скопчестве Толстой впервые услышал от тамбовских крестьян Михаила Тарабрина и Андрея Тарасова. Они рассказали ему о Борисоглебской секте, в которой были даже очень богатые купцы.
Подробности Лев Николаевич пытался узнать через Александру Николаевну Чичерину, бывшую замужем за внебрачным сыном императора Александра I оберкамергером Эммануилом Дмитриевичем Нарышкиным.
Услышанное произвело на Толстого такое яркое впечатление, что писатель загорелся желанием купить в Тамбовской или Пензенской губернии имение, жить поблизости от скопцов, а затем и самому, быть может, стать одним из них.
В сентябре 1869 года Толстой выехал из Москвы, имея на руках большую сумму денег. Восьмого сентября он проехал через Моршанск. Только экстраординарные усилия Александры Нарышкиной-Чичериной заставили его отказаться от странной идеи. Тем не менее направление поиска душевного покоя определилось - на юг от Москвы, в Центральное Черноземье.
«Самым сложным человеком среди крупнейших людей XIX столетия» с полным для того основанием считал Толстого Максим Горький. Наиболее ярко эта сложность проявилась во взаимоотношениях с женой, Софьей Андреевной. Тридцать лет замужества она была беременна сто семнадцать месяцев (почти десять лет). Кормила грудью больше тринадцати лет. Всего у Толстых было 13 детей. Выжили девять. Кроме того, было пять выкидышей. Софья Андреевна не раз на коленях со слезами настаивала на прекращении супружеских отношений. Лев Николаевич категорически был против.
Первый большой скандал произошёл после того, как в феврале 1871 года у Толстых родился пятый ребёнок - дочка Маша. Софья Андреевна заболела родильной горячкой, была при смерти. Возможность повторных физических страданий при следующих родах вселяла в неё ужас. Появилось неистребимое желание любой ценой избежать новой беременности.
Разлад в супружеских отношениях привёл Льва Николаевича в конце концов к
болезни. Он впал в депрессию. Пришлось даже отправиться лечиться «на кумыс».
Жена пыталась наладить контакт на более или менее приемлемом уровне. Но рецидивы недовольства проявлялись вновь и вновь. Однажды в ярости Софья Андреевна заявила: «Я подам Государю прошение, чтоб он... отдал бы тебя мне под опеку, как ненормального человека!»
Толстого всё чаще стали посещать мысли о смерти. Об этом писал в своих воспоминаниях и уроженец Воронежа Гаврила Андреевич Русанов.
Так уж получилось, что в семью Русановых Толстой попадал в основном в моменты тревог и волнений. В такие, о каких он пишет в своей «Исповеди»: «Со мной сделалось то, что я, здоровый, счастливый человек, почувствовал, что я не могу более жить, - какая-то непреодолимая сила влекла меня к тому, чтобы как-нибудь избавиться от жизни. Нельзя сказать, чтоб я хотел убить себя. Сила, которая влекла меня прочь от жизни, была сильнее, полнее.. . Мысль о самоубийстве пришла мне так же естественно, как прежде приходили мысли об улучшении жизни».
Те же самые чувства испытывала и Софья Андреевна. Не раз она пыталась покончить жизнь самоубийством - лечь под идущий на полной скорости поезд. И только случайность предотвращала этот финал.
И тогда начался поиск иного пути...
В письме В. Г. Черткову от 24 июля 1885 года Толстой писал: «Сделай себе потеху даже с женой - и ей, и себе скверно. Оскопись, как Ориген, - скверно. Мучься всю жизнь воздержанием и похотливостью - скверно». Где выход?
Тема оскопления в беседах и переписке Толстого с Чертковым всплывает вновь и вновь на протяжении долгих лет. Владимир Григорьевич был единственным, кто разделял подвижки души писателя в этом направлении. Все остальные близкие друзья были категорически против.
25 марта 1894 года шестидесятипятилетний Толстой выехал к Черткову с намерением в последний раз обсудить волновавшую их тему и предпринять решительный шаг. Во время пересадки на воронежском вокзале с московского поезда (он пришёл в половине седьмого утра) на ростовский Лев Николаевич дал понять Гавриле Андреевичу Русанову, для чего едет на хутор Ржевск. Тот пришёл в ужас, убеждал не торопиться.
Тему оскопления на время вытеснила тема проституции. Лев Николаевич оправдывая проституток, сравнивал их (в переписке с Николаем Николаевичем Страховым} с повивальными бабками, и экономками: «Эти несчастные всегда были и есть, и, по-моему, было бы безбожием и бессмыслием допускать, что Бог ошибся, устроив это так, и ещё больше ошибся Христос, объявив прощение».
Рецидив темы скопчества, которая никогда не исчезала окончательно, произошёл в то время, когда петербургская комиссия из пяти иерархов церкви под председательством Константина Петровича Победоносцева приступила к рассмотрению всех сочинений Толстого на предмет их пагубности для общества.
24 февраля 1901 года было опубликовано Определение Правительствующего Синода об отлучении писателя от церкви, его анафеме в одном ряду с Емельяном Пугачёвым (перед казнью в 1775 году анафему Пугачёву отменили). В Определении, в частности, говорилось следующее: «Известный миру писатель, русский по рождению, православный по крещению и воспитанию своему, граф Толстой в прельщении гордого ума своего дерзко восстал на Господа и на Христа Его и на святое Его достояние, явно перед всеми отрёкся от вскормившей и воспитавшей его матери, Церкви православной, и посвятил свою литературную деятельность и данный ему от Бога талант на распространение в народе учений, противных Христу и Церкви, и на истребление в умах и сердцах людей веры отеческой, веры православной, которая утвердила вселенную, которою жили и спасались наши предки и которою доселе держалась и крепка была Русь Святая».
И опять готовится поездка к Черткову.
Операцию оскопления должен был провести сын Гаврилы Русанова Андрей (1874-1949 гг.), широко известный в городе хирург земской больницы. Андрей Гаврилович не отказывался от миссии, но всё время откладывал её. У Черткова это вызывает раздражение. При этом он ссылается на хранящийся у него дневник Толстого с клятвами выполнить задуманное любой ценой.
Лев Николаевич вынуждает Владимира Григорьевича вернуть дневник, изымает отдельные страницы, сохраняя при этом на всякий случай требовательные письма Черткова.
Когда Толстой умер, так и не доехав до Воронежа, первым делом Чертков направляется в Ясную Поляну. В отсутствие Софьи Андреевны 8 ноября 1910 года он производит в кабинете писателя обыск и изымает письма, компрометирующие его самого в глазах общественности.
Остаётся вопрос: почему Лев Николаевич не выполнил задуманное? Очевидно потому, что осознавал: следом за ним пойдут тысячи...
«Чудеса и приключения», №5, 2008
(c)ГЛАГОЛЪ
-
-
09.01.2009 в 14:42[email protected]
-
-
09.01.2009 в 15:56