Моя душа
Мне было лет пять или шесть, еще до школы, в начале девяностых годов, как к нам в деревню из города приехали жить два пенсионера – бабка Вера и дядька Леша. Они купили дом аккурат напротив нас – низенький, в два оконца на лицо, но с огромным огородом, который они в силу возраста обрабатывать отказались. Каждый день они ходили гулять – то в лес, то на речку и лишь изредка выбирались в райцентр за продуктами. Жили они тихо и почти незаметно. К нам в гости они не ходили, только дважды в неделю заходили за молоком. Мы тогда держали большое хозяйство, но при этом жили небогато, и бабка Вера мне зачастую тихонько подсовывала подарки – то шоколадину, то тетрадку или даже небольшую денежку. Своих детей у стариков не было.
Возможно, прошло года три как они жили в нашей деревне, и однажды поздним зимним вечером, только мы выключили телевизор и легли спать, в оконце тихо постучали. Пришла бабка Вера и тихо сказала – Алексей Иванович умер.
Мы, как могли, помогли ей с похоронами.
читать дальше
Бабка Вера тяжело переживала смерть мужа, болела, перестала лишний раз выходить из дома. Мы стали почти каждый день навещать ее, и она всякий раз рассказывала, как прожили они вместе с дядькой Лешей 52 года, как много лет работали в тяжелом цеху на заводе, и как выйдя на пенсию решили оставить племяннице квартиру, чтобы уехать в деревню, жить на природе.
Наступила весна. Бабка Вера уже попривыкла жить одна, стала приходить в себя, и вдруг однажды она позвала меня к себе в дом и показала ползающего в коробке серенького щеночка. Я не очень-то любил собак, но только увидев этого щенка, мое сердце екнуло, и я в него безумно влюбился.
Спустя годы до сих пор помню, как я сидел на полу, гладил щеночка одним пальцем, а бабка Вера мило смотрела то на щенка, то на меня и впервые за долгое время скромно расплывалась в своей беззубой улыбке.
- У нас с дедом Лешей никогда ни кошек, ни собак не было. И детей вот тоже не получилось. А, понимаешь ли, тяжело одной. Я этого серенького подобрала сегодня в райцентре за рынком на помойке. Да и как не подобрать, ты посмотри какой он хорошенький.
Я, не спуская со щеночка глаз, боялся даже дышать в его сторону.
- А что он ест? Он есть, наверное хочет? – чуть ли не заревел я.
- Я молока ему разогрела, а он не умеет из миски пить, ему с соски давать надо, а у меня ее нет, но я завтра куплю, - Виновато, почти шепотом сказала бабка Вера.
Я опрометью помчался домой и изо рта спящей пятимесячной сестренки выхватил соску.
Оказалось, что щенку всего несколько дней. Я совал ему в рот соску, усердно выдавливал теплое молоко и переживал, чтобы он не умер.
Больше недели мы не могли придумать с бабой Верой для найденыша имя. Она смеялась и хотела его назвать за рыжие уши Чубайсом, а я возмущался и настаивал назвать Тишкой, потому что сидел он всегда тихо, почти не пищал, да и мы, когда склонялись над ним сидели тихо как мыши. Так имя Тишка, Тиша, Тишенька прижилось нашему с бабкой Верой щенку.
Мы с ней очень долго, почти до самого лета, выхаживали Тишку – грели молоко, готовили ему еду. Потом уже когда стало тепло мы выпускали его из коробки на землю. Тишка, видимо, из-за того, что его выбросили новорожденным, не сосал мамку и не был ею облизан, поэтому оказался щенком слабым, болезненным. Но мы, как могли, ухаживали за ним. Я сразу после школы, не заходя домой, бежал в дом бабы Веры, проверял Тишку, потом учил уроки, помогал маме по хозяйству и потом весь вечер проводил у бабки Веры дома. Я играл с Тишкой как с котенком, а она сидя, на диване мило смотрела на нас и улыбалась.
За лето Тишка значительно вырос, но оказалось, что он был из каких-то мелких пород, ростом сантиметров 30, не больше. Я уходил с Тишкой по утрам ловить рыбу, отводить коров на поле, а если я был занят, он крутился с бабкой Верой у нее дома. С появлением Тишки бабка Вера очень изменилась, стала еще более заботливой, и даже поправилась здоровьем. За собачонкой она ухаживала как за живым человеком – отдельно готовила ему еду, расчесывала, читала множество книг об уходе за собаками и их лечению.
Прошел год, второй, третий, пятый. Все это время Тишка жил в доме бабки Веры, но по утрам он прибегал к моему крыльцу, ждал когда я выйду и провожал до школы – целых три километра пешком. А потом к двум часам дня снова прибегал в школу, и мы шли с ним домой. По весенней распутице или по зимней стуже, он всегда сопровождал меня. Так прошло девять лет.
Школа в соседней деревне была девятилетней и, чтобы учиться дальше, мне нужно было уезжать в город поступать в техникум или учиться в райцентре до 11 класса и жить там же в интернате. На семейном совете было решено отправить меня в город.
Когда утром нужно было уходить на пароход уезжать в город, я долго сидел на крыльце у бабки Веры, держал на руках Тишку и плакал.
- Возьми его с собой, раз не хочешь расставаться. – Тоже плача говорила бабка Вера.
- Да куда же я с ним? Тишка, он же Ваш. Берегите себя. Мама будет к Вам каждый день ходить. И я буду звонить все время.
Когда «Метеор» отходил от пристани, я стоял на прогулочной палубе и рыдал. А Тишка, высунув язык, бегал по прогнившим доскам причала и не сводил с меня глаз, видимо не понимая, почему я его бросил.
Учеба в аграрном техникуме поглотила меня с головой. Целыми днями я читал книжки по ветеринарии и экономике сельского хозяйства. Особой дружбы я ни с кем не водил, лишь иногда ходил поболтать к одному приятелю, с которым вместе учились в школе, он жил в соседнем корпусе общежития.
Незадолго до новогодних каникул, когда я уже собирался поехать на побывку домой, мне позвонила мама и сказала, что бабка Вера совсем плохая, уж неделю не может встать с кровати, а Тишка не отходит от нее ни на шаг, даже миски с его кормом пришлось принести к бабкиной кровати.
На несколько дней раньше запланированного срока я поехал домой. Тишка и вправду сидел на стуле у кровати бабки Веры и не сводил с нее глаз. Он смотрел на нее жалкими промокшими глазами и тихонечко скулил. А бабка Вера слабой одрябшей рукой пыталась погладить ему голову и потрогать кожаный нос. Было видно, что они оба заметно исхудали. Это было берущее за сердце зрелище: умирающая, иссохшая старушка и ее пес – последняя и единственная отрада в ее бездетной жизни.
Когда после Рождества я уезжал обратно в город было очевидно, что больше бабку Веру живой я не увижу. Тишка провожал меня всего лишь до крыльца. Он не мог даже на миг оставить ее одну. Я в своем сердце чувствовал большую боль души этой маленькой собачки, которая пыталась выполнять роль заботящегося о своем больном родителе ребенка.
В феврале бабка Вера умерла.
Конечно мне, шестнадцатилетнему парню, горевать ли о какой-то бабке и ее собаке? – задастся вопросом обыватель. Да, не всякому понять ту боль, которую испытывает человек, потерявший в своей жизни единственного родного человека, но приобретший взамен верного и любящего пса. Пса, который тебя переживет и несомненно испытает убивающую боль о твоем уходе.
Приехать домой я смог лишь после экзаменов, в конце мая. Где был Тишка, куда он пропал, никто не знал. Мама рассказывала, что на похоронах Тишка бегал вокруг могилы, и пытался в нее прыгнуть, но копари отталкивали его лопатами. С кладбища Тишку увезли на руках и поселили у нас в доме. Отец даже сколотил для него специальную будку с теплой обивкой внутри. Но Тишка жить у нас категорически отказывался и до теплых майских дней крутился в доме бабки Веры. А потом исчез. Не дождавшись меня из города.
Я половину лета ходил по соседним деревням и искал Тишку, спрашивал у людей, показывал его фотографию. Я обошел все дворы районного центра. Тишки нигде не было. Когда бабку Веру закопали, он, может быть, подумал, что она вернется, поэтому он ждал ее дома, но домой она, естественно не пришла, и он убежал ее искать. Теперь он ее где-то ищет. Бегает, несчастный, и ищет. Такова была моя версия.
Наступил август.
В один из дней мы всей семьей поехали на кладбище в Носовскую рощу. От нашей деревни ехать туда пятьдесят километров. Мне и в голову не могло прийти искать Тишку в этой дали от дома.
Но едва мы у церкви вышли из машины как гляжу – сломя голову, оттопырив назад уши и вывалив наружу язык бежит мой Тишка.
Я упал перед ним на колени и взревел.
- Тишка, Тишенька, Боженьки ты мой. Ведь я искал тебя, все лето искал тебя дурня, а ты вона где.
Я сидел на земле, а Тишка встав на задние лапы облизывал мне лицо. Было видно, что он тоже плачет.
Когда я встал с земли, он подпрыгивал метра на полтора, до самой моей головы и вилял хвостом.
Тишка был грязным и исхудавшим. Я тут же вывалил из багажника всю нашу взятую с собой на кладбище закуску – бутерброды, котлеты, пироги. Он жадно и быстро ел, а обоими глазами, даже не моргая, смотрел на меня.
А я продолжал вытирать слезы.
- Это что ли ваша собачка? – спросила какая-то женщина выходившая из церкви.
- Его это Тишка. Его, – Ответила моя мама вытирая платком слезы.
- А я тут в церкви работаю. И давно еще, подишто с конца весны песика приметила. Он там на одной могилке живет. Он ту могилку всю лапами разрыл. Усердно так копает. Раскопал так, что того и гляди крест уж упадет. Я там лопатой подзакопала, а он опять нарыл.
Всем было понятно – это могилка нашей бабушки Веры.
От церкви мы пошли по могилкам нашей родни. Тишка не отступал от меня ни на шаг. Он бежал рядом, и не видел дороги, весь его взор был устремлен вверх на меня.
Вся могилка бабки Веры и дядьки Леши была ископана Тишкиными лапками. Причем с той стороны холма, где лежала бабка Вера. Отец подправил крест, мама уложила цветы, а я, сидя на корточках, держал на руках Тишку. Он жалобно, с поднятыми вверх ушами, смотрел то на меня, то на могилку, и, то и дело, облизывал мне лицо.
- Ты его не заставляй сейчас поехать с нами. Может он здесь захочет остаться. Пусть он сам решит. – Подсев рядом на корточки сказал отец.
- Я не хочу его тут оставлять. Скоро осень, а потом зима. Тишка тут погибнет. Ведь он уже не молодой пес, ему почти 10 лет. – Ответил я, но понимая, если Тишка захочет тут остаться, он от нас все равно убежит и эти пятьдесят километров для него не помеха.
Когда мы уходили с могилки, Тишка метался. Он то подбегал к могиле, то добегал до нас. И лишь когда мы сели в машину, он долго стоял рядом, смотрел в сторону могил, а потом резко прыгнул в машину ко мне на колени.
- Тишка, родной мой, больше я тебя нигде одного не оставлю, - заливаясь слезами ответил я.
Автор Дмитрий Коновалов
ФБ (Разные истории).
Возможно, прошло года три как они жили в нашей деревне, и однажды поздним зимним вечером, только мы выключили телевизор и легли спать, в оконце тихо постучали. Пришла бабка Вера и тихо сказала – Алексей Иванович умер.
Мы, как могли, помогли ей с похоронами.
Бабка Вера тяжело переживала смерть мужа, болела, перестала лишний раз выходить из дома. Мы стали почти каждый день навещать ее, и она всякий раз рассказывала, как прожили они вместе с дядькой Лешей 52 года, как много лет работали в тяжелом цеху на заводе, и как выйдя на пенсию решили оставить племяннице квартиру, чтобы уехать в деревню, жить на природе.
Наступила весна. Бабка Вера уже попривыкла жить одна, стала приходить в себя, и вдруг однажды она позвала меня к себе в дом и показала ползающего в коробке серенького щеночка. Я не очень-то любил собак, но только увидев этого щенка, мое сердце екнуло, и я в него безумно влюбился.
Спустя годы до сих пор помню, как я сидел на полу, гладил щеночка одним пальцем, а бабка Вера мило смотрела то на щенка, то на меня и впервые за долгое время скромно расплывалась в своей беззубой улыбке.
- У нас с дедом Лешей никогда ни кошек, ни собак не было. И детей вот тоже не получилось. А, понимаешь ли, тяжело одной. Я этого серенького подобрала сегодня в райцентре за рынком на помойке. Да и как не подобрать, ты посмотри какой он хорошенький.
Я, не спуская со щеночка глаз, боялся даже дышать в его сторону.
- А что он ест? Он есть, наверное хочет? – чуть ли не заревел я.
- Я молока ему разогрела, а он не умеет из миски пить, ему с соски давать надо, а у меня ее нет, но я завтра куплю, - Виновато, почти шепотом сказала бабка Вера.
Я опрометью помчался домой и изо рта спящей пятимесячной сестренки выхватил соску.
Оказалось, что щенку всего несколько дней. Я совал ему в рот соску, усердно выдавливал теплое молоко и переживал, чтобы он не умер.
Больше недели мы не могли придумать с бабой Верой для найденыша имя. Она смеялась и хотела его назвать за рыжие уши Чубайсом, а я возмущался и настаивал назвать Тишкой, потому что сидел он всегда тихо, почти не пищал, да и мы, когда склонялись над ним сидели тихо как мыши. Так имя Тишка, Тиша, Тишенька прижилось нашему с бабкой Верой щенку.
Мы с ней очень долго, почти до самого лета, выхаживали Тишку – грели молоко, готовили ему еду. Потом уже когда стало тепло мы выпускали его из коробки на землю. Тишка, видимо, из-за того, что его выбросили новорожденным, не сосал мамку и не был ею облизан, поэтому оказался щенком слабым, болезненным. Но мы, как могли, ухаживали за ним. Я сразу после школы, не заходя домой, бежал в дом бабы Веры, проверял Тишку, потом учил уроки, помогал маме по хозяйству и потом весь вечер проводил у бабки Веры дома. Я играл с Тишкой как с котенком, а она сидя, на диване мило смотрела на нас и улыбалась.
За лето Тишка значительно вырос, но оказалось, что он был из каких-то мелких пород, ростом сантиметров 30, не больше. Я уходил с Тишкой по утрам ловить рыбу, отводить коров на поле, а если я был занят, он крутился с бабкой Верой у нее дома. С появлением Тишки бабка Вера очень изменилась, стала еще более заботливой, и даже поправилась здоровьем. За собачонкой она ухаживала как за живым человеком – отдельно готовила ему еду, расчесывала, читала множество книг об уходе за собаками и их лечению.
Прошел год, второй, третий, пятый. Все это время Тишка жил в доме бабки Веры, но по утрам он прибегал к моему крыльцу, ждал когда я выйду и провожал до школы – целых три километра пешком. А потом к двум часам дня снова прибегал в школу, и мы шли с ним домой. По весенней распутице или по зимней стуже, он всегда сопровождал меня. Так прошло девять лет.
Школа в соседней деревне была девятилетней и, чтобы учиться дальше, мне нужно было уезжать в город поступать в техникум или учиться в райцентре до 11 класса и жить там же в интернате. На семейном совете было решено отправить меня в город.
Когда утром нужно было уходить на пароход уезжать в город, я долго сидел на крыльце у бабки Веры, держал на руках Тишку и плакал.
- Возьми его с собой, раз не хочешь расставаться. – Тоже плача говорила бабка Вера.
- Да куда же я с ним? Тишка, он же Ваш. Берегите себя. Мама будет к Вам каждый день ходить. И я буду звонить все время.
Когда «Метеор» отходил от пристани, я стоял на прогулочной палубе и рыдал. А Тишка, высунув язык, бегал по прогнившим доскам причала и не сводил с меня глаз, видимо не понимая, почему я его бросил.
Учеба в аграрном техникуме поглотила меня с головой. Целыми днями я читал книжки по ветеринарии и экономике сельского хозяйства. Особой дружбы я ни с кем не водил, лишь иногда ходил поболтать к одному приятелю, с которым вместе учились в школе, он жил в соседнем корпусе общежития.
Незадолго до новогодних каникул, когда я уже собирался поехать на побывку домой, мне позвонила мама и сказала, что бабка Вера совсем плохая, уж неделю не может встать с кровати, а Тишка не отходит от нее ни на шаг, даже миски с его кормом пришлось принести к бабкиной кровати.
На несколько дней раньше запланированного срока я поехал домой. Тишка и вправду сидел на стуле у кровати бабки Веры и не сводил с нее глаз. Он смотрел на нее жалкими промокшими глазами и тихонечко скулил. А бабка Вера слабой одрябшей рукой пыталась погладить ему голову и потрогать кожаный нос. Было видно, что они оба заметно исхудали. Это было берущее за сердце зрелище: умирающая, иссохшая старушка и ее пес – последняя и единственная отрада в ее бездетной жизни.
Когда после Рождества я уезжал обратно в город было очевидно, что больше бабку Веру живой я не увижу. Тишка провожал меня всего лишь до крыльца. Он не мог даже на миг оставить ее одну. Я в своем сердце чувствовал большую боль души этой маленькой собачки, которая пыталась выполнять роль заботящегося о своем больном родителе ребенка.
В феврале бабка Вера умерла.
Конечно мне, шестнадцатилетнему парню, горевать ли о какой-то бабке и ее собаке? – задастся вопросом обыватель. Да, не всякому понять ту боль, которую испытывает человек, потерявший в своей жизни единственного родного человека, но приобретший взамен верного и любящего пса. Пса, который тебя переживет и несомненно испытает убивающую боль о твоем уходе.
Приехать домой я смог лишь после экзаменов, в конце мая. Где был Тишка, куда он пропал, никто не знал. Мама рассказывала, что на похоронах Тишка бегал вокруг могилы, и пытался в нее прыгнуть, но копари отталкивали его лопатами. С кладбища Тишку увезли на руках и поселили у нас в доме. Отец даже сколотил для него специальную будку с теплой обивкой внутри. Но Тишка жить у нас категорически отказывался и до теплых майских дней крутился в доме бабки Веры. А потом исчез. Не дождавшись меня из города.
Я половину лета ходил по соседним деревням и искал Тишку, спрашивал у людей, показывал его фотографию. Я обошел все дворы районного центра. Тишки нигде не было. Когда бабку Веру закопали, он, может быть, подумал, что она вернется, поэтому он ждал ее дома, но домой она, естественно не пришла, и он убежал ее искать. Теперь он ее где-то ищет. Бегает, несчастный, и ищет. Такова была моя версия.
Наступил август.
В один из дней мы всей семьей поехали на кладбище в Носовскую рощу. От нашей деревни ехать туда пятьдесят километров. Мне и в голову не могло прийти искать Тишку в этой дали от дома.
Но едва мы у церкви вышли из машины как гляжу – сломя голову, оттопырив назад уши и вывалив наружу язык бежит мой Тишка.
Я упал перед ним на колени и взревел.
- Тишка, Тишенька, Боженьки ты мой. Ведь я искал тебя, все лето искал тебя дурня, а ты вона где.
Я сидел на земле, а Тишка встав на задние лапы облизывал мне лицо. Было видно, что он тоже плачет.
Когда я встал с земли, он подпрыгивал метра на полтора, до самой моей головы и вилял хвостом.
Тишка был грязным и исхудавшим. Я тут же вывалил из багажника всю нашу взятую с собой на кладбище закуску – бутерброды, котлеты, пироги. Он жадно и быстро ел, а обоими глазами, даже не моргая, смотрел на меня.
А я продолжал вытирать слезы.
- Это что ли ваша собачка? – спросила какая-то женщина выходившая из церкви.
- Его это Тишка. Его, – Ответила моя мама вытирая платком слезы.
- А я тут в церкви работаю. И давно еще, подишто с конца весны песика приметила. Он там на одной могилке живет. Он ту могилку всю лапами разрыл. Усердно так копает. Раскопал так, что того и гляди крест уж упадет. Я там лопатой подзакопала, а он опять нарыл.
Всем было понятно – это могилка нашей бабушки Веры.
От церкви мы пошли по могилкам нашей родни. Тишка не отступал от меня ни на шаг. Он бежал рядом, и не видел дороги, весь его взор был устремлен вверх на меня.
Вся могилка бабки Веры и дядьки Леши была ископана Тишкиными лапками. Причем с той стороны холма, где лежала бабка Вера. Отец подправил крест, мама уложила цветы, а я, сидя на корточках, держал на руках Тишку. Он жалобно, с поднятыми вверх ушами, смотрел то на меня, то на могилку, и, то и дело, облизывал мне лицо.
- Ты его не заставляй сейчас поехать с нами. Может он здесь захочет остаться. Пусть он сам решит. – Подсев рядом на корточки сказал отец.
- Я не хочу его тут оставлять. Скоро осень, а потом зима. Тишка тут погибнет. Ведь он уже не молодой пес, ему почти 10 лет. – Ответил я, но понимая, если Тишка захочет тут остаться, он от нас все равно убежит и эти пятьдесят километров для него не помеха.
Когда мы уходили с могилки, Тишка метался. Он то подбегал к могиле, то добегал до нас. И лишь когда мы сели в машину, он долго стоял рядом, смотрел в сторону могил, а потом резко прыгнул в машину ко мне на колени.
- Тишка, родной мой, больше я тебя нигде одного не оставлю, - заливаясь слезами ответил я.
Автор Дмитрий Коновалов
ФБ (Разные истории).